- Бернар Вербер «Империя Ангелов». Главы с 1 по 50
- Виртуальная онлайн библиотека веб издателя Бориса Д. Ярового
- Бернар Вербер «Империя Ангелов». Главы с 150 по 190
81. ИГОРЬ. 17 ЛЕТ
Я жаловался на колонию для несовершеннолетних в Новосибирске, и был не прав. Дурдом в Брест-Литовске намного хуже.
В колонии нам давали тухлые обрезки, здесь мяса нет совсем. Кажется, это возбуждает психов.
В колонии матрасы кишели клопами. Здесь мы спим в гамаках из стальной проволоки.
В колонии воняло гнильем, здесь пахнет эфиром. Там все было грязное, здесь все чистое.
Я жаловался, что в колонии по ночам раздаются крики. Здесь раздается смех. Это ужасно — смех. Здесь у меня только один сосед. Александрей. Он говорит сам с собой всю ночь. Он утверждает, что мы все умрем. Что четыре всадника Апокалипсиса уже оседлали коней. Огонь, железо, вода и лед пройдут сквозь нас, и мы заплатим за свои ошибки. Потом он становится на колени и молится. Потом часами орет: «Искупление! Искупление!» — и бьет себя в грудь. Вдруг он останавливается, замолкает, а потом хнычет всю ночь: «Я умрууууууу».
Вчера Александрей умер. Я его убил. Я против него ничего не имел. Я скорее хотел оказать ему услугу. Я его задушил носком, чтобы избавить от этой жизни, в которой он потерялся. В его взгляде я прочел скорее благодарность, чем злобу.
После этого санитары потащили меня в отделение нервно-сенсорной изоляции. В сталинские времена это использовалось в качестве пытки. Таким образом убирают с глаз долой сумасшедших, которых невозможно контролировать. Санитары говорят, что после месяца нервно-сенсорной изоляции пациенты забывают, как их зовут. Если их поставить перед зеркалом, они говорят: «Здравствуйте!»
Меня хватают. Я отбиваюсь. Вчетвером они заталкивают меня в камеру.
— НЕЕЕЕТ!
Клацает задвижка.
Белая комната без окон. Нет ничего. Стены белые. Лампочка под потолком горит день и ночь, и выключателя нет. Никакого шума. Никаких звуков. Никаких признаков человеческого присутствия, кроме того, что через каждые восемь часов открывается окошечко и через него появляется светло-коричневая похлебка. Из чего она? Похоже на пюре, одновременно и сладкое, и соленое, вроде комбикорма для животных. Поскольку это всегда одно и то же неопределимое блюдо, я не знаю, что сейчас — завтрак, обед или ужин.
Я теряю ощущение времени. В голове все путается. Я даже не могу покончить с собой, стучась головой о стену, — все стены мягкие. Я все-таки попробовал проглотить свой язык, но у меня еще остались рефлексы, и я начал кашлять, чтобы дышать.
Я думал, что достиг дна. Теперь я понимаю, что можно опуститься еще ниже.
На этот раз, даже напрягая все свое воображение, я не могу представить, как мое положение может стать еще хуже. Если я окажусь в камере пыток, там, по крайней мере, будет какое-то оживление. Там будут палачи, с которыми можно поговорить, разные инструменты и приспособления, в общем, обстановка.
Здесь же нет ничего.
Ничего.
Ничего, кроме лица матери, которое появляется передо мной каждый день и говорит: «Ты был плохим мальчиком, и за это я тебя закрою в шкафу на всю жизнь».
Со мной обращаются хуже, чем с животным. Никто бы не осмелился закрыть животное на годы в белом звуконепроницаемом помещении и продолжать его кормить. Его бы просто бросили подыхать, и все. А меня кормят, чтобы я не подох, а сгнил с головы. Здесь не лечат психов. Здесь сводят с ума нормальных людей. Может быть, это средство для контроля над населением?
Нужно держаться.
Такое ощущение, что у меня в голове огромная библиотека, и книги в ней постоянно падают. Есть маленькие книги, когда они падают, я забываю слова.
Есть большие книги воспоминаний о моей жизни, и они падают. Что было раньше? Я вспоминаю покер, Петра (или его звали Борис?), троих В (Василий, Ваня... и, черт, как звали третьего, толстого?)... Я держусь за то, что не падает. В покере есть пара, две пары, каре и... (черт, как называются три одинаковые карты и две одинаковые карты?)
В моем сознании появляются какие-то мысли, потом они начинают прыгать, как игла на исцарапанном диске, и появляются другие. Ни одну мысль я не могу додумать до конца.
Только мать остается как приросшая, как будто ее выжгли в моем мозгу каленым железом. Я вспоминаю все выражения ее лица в день, когда она оставила меня на церковной паперти. Я держусь за эту боль. Спасибо, мама, ты хоть для этого пригодилась. Мать является единственным доказательством моей идентичности. Я определяю себя благодаря злости на нее. Может быть, однажды я забуду свое имя, не узнаю себя в зеркале, не вспомню о своем детстве, но я вспомню о ней.
Наконец в одно прекрасное утро-день-вечер-ночь (прошла неделя, месяц, год?) дверь открывается. Меня вызывают к директору заведения.
По дороге я наслаждаюсь любой информацией, поступающей в мозг. Запах хлорки, облупившаяся краска в коридорах, далекий смех, звук шагов по твердому полу, кусочки зарешеченного неба, руки держащих меня санитаров, мои руки, связанные за спиной смирительной рубашкой. Каждый лай: «Вперед», «За мной» — кажется мне прекрасной музыкой.
Меня вталкивают в кабинет директора. Рядом с ним человек в униформе. Кажется, я снова и снова переживаю ту же сцену, когда какой-то милиционер спас меня на паперти, когда полковник ВВС пришел за мной в детдом, чтобы взять в семью. А этот что мне предложит?
Директор смотрит на меня с гадливостью. Я думаю о матери. Может быть, она догадывалась, кем я стану, и хотела избавить от всех этих страданий?
— Хотим дать тебе последний шанс исправиться. В Чечне снова начались бои. Потери больше, чем предполагалось. Армия нуждается в добровольцах. Присутствующий здесь полковник Дюкусков возглавляет спецподразделения. Так что у тебя есть выбор: остаться здесь в полной изоляции или пойти в передовые отряды спецназа.
82. ЖАК. 17 ЛЕТ
Мне удается продать мои рассказы научно-фантастическому журналу, и таким образом я зарабатываю собственный первый небольшой гонорар. Чтобы сделать себе подарок, я отправляюсь на каникулы на баскское побережье. Там я встречаю Анаис.
Анаис — невысокая изящная брюнетка, немного напоминающая Мартин, но у нее более круглое лицо. Когда она улыбается или смеется, на щеках у нее образуются две ямочки.
С Анаис у нас постоянно возникают припадки бешеного хохота. Мы ничего не говорим, просто смотрим друг на друга и неожиданно начинаем хохотать, безо всякой причины. Наше постоянное веселье раздражает окружающих и еще больше сближает между собой.
В конце каникул мы даем обещание встречаться как можно чаще. Но она живет в Бордо, а я в Перпиньяне.
Я работаю над большим проектом, книгой, в которой рассказывается о человечестве с точки зрения «нечеловеческого взгляда». Это детектив, героями которого являются... крысы, ведущие расследование в канализационных трубах. Естественно, я досконально описываю в нем все царящие в крысиных сообществах законы. Я уже закончил первую часть объемом в две сотни страниц, которую принес Анаис, чтобы она ее прочитала.
Она читает быстро.
Забавно. Твой главный персонаж — крыса с прядью рыжих волос на голове.
Все первые романы немного автобиографичны, — говорю я. — К тому же мне нравятся мои рыжие волосы.
А почему крысы?
Я объясняю, что крысы — это только предлог, что речь идет о всеобъемлющем рассуждении относительно жизни в обществе. Я ищу формулу идеального общества, в котором всем хорошо. Раньше в одном из рассказов я выбрал в качестве героев двух лейкоцитов, которых поместил в идеальное общество человеческого тела. Теперь же, напротив, я хочу показать, как функционирует жестокое общество. Крысы являются примером эффективного общества, но оно абсолютно лишено сострадания. Они систематически уничтожают слабых, больных, стариков, хилых детенышей. Конкуренция постоянна, и в ней выживает сильнейший. Описывая этот малоизвестный мир, я надеюсь вселить в читателей осознание той их части, которая делает их близкими к крысам.
Во время моего следующего приезда Анаис знакомит меня со своими родителями. У них внушительная квартира. Картины старых мастеров, антикварная мебель, ценные фолианты. Я никогда не видел такого шика. И отец, и мать дантисты, и дела у них идут явно неплохо. Анаис тоже хочет учиться на зубного врача. Только ее младший братик еще не определился со своим будущим. Он говорит, что хочет заниматься информатикой, но меня удивит, если он будет продолжать на этом настаивать. А может быть, он в конце концов станет специалистом по информатике в области зуботехники.
Вся семья демонстрирует прекрасные белые зубы. За обедом отец спрашивает меня, чем я собираюсь зарабатывать на жизнь. Я отвечаю, что хочу стать писателем.
— Писателем... но почему бы вам не выбрать себе более... нормальную профессию?
Я говорю, что это моя страсть и что я предпочитаю зарабатывать меньше, но заниматься делом, которое меня развлекает. Но отец Анаис не смеется. И она тоже.
После обеда ее отец начинает расспрашивать меня о моих родителях. Книготорговцы. Он наклоняет голову и говорит о своих любимых писателях: Селин, Маргерит Дюра... Я признаюсь, что уже пролистал произведения Дюра и Селина и что они мне показались довольно скучными.
Тут я должен был бы заметить, что мать нахмурила брови. Анаис делает мне знаки, которые я вовремя не замечаю.
Ее отец спрашивает, кто из писателей мне нравится. Я называю По и Кафку, и он восклицает: «Ах, да, я понимаю». После этого мне было бы лучше помолчать, а не распространяться о прелестях научной фантастики и детектива.
Он признается, что никогда не читал подобные произведения. Тут я чувствую, что что-то не так. В знак примирения я заключаю:
— Ну, в конце концов, есть только два вида литературы — хорошая и плохая.
Все смотрят себе в тарелки.
Взмахнув юбкой, мать идет за десертом.
Затем Анаис заявила, что я спец по шахматам, и отец настаивает, чтобы мы сыграли партию. Он скромно говорит, что играет лишь от случая к случаю.
Я выигрываю в четыре хода с помощью «удара пастуха», которому меня научила Мартин. Отец не требует реванша.
После этого вечера мы видимся с Анаис все реже. Однажды она мне признается, что отец не представляет ее замужем за «скоморохом».
Конец идиллии.
Я любуюсь на фотографии Анаис. На каждой она смеется. Я просто допустил ошибку, согласившись встретиться с ее родителями.
Чтобы отвлечься от человеческих огорчений, я погружаюсь в написание книги и всеми силами стремлюсь понять, что может чувствовать крыса в своей каждодневной жизни.
83. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Точка зрения.
Анекдот: "Один тип приходит к доктору. На нем высокая шляпа. Он садится и снимает шляпу. Врач замечает лягушку, сидящую на лысом черепе. Он приближается и видит, что лягушка будто приросла к коже.
— И давно это у вас? — удивляется он.
Тогда лягушка отвечает:
— Знаете, доктор, сперва это было просто небольшой бородавкой на ноге".
Этот анекдот иллюстрирует концепцию. Порой люди ошибаются в анализе события, потому что ограничиваются единственной точкой зрения, которая кажется очевидной.
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4.
(Анекдот Фредди Мейера)
84. ЯЙЦА
Прежде чем отправиться в космос на поиски другой планеты, мне необходимо урегулировать все проблемы со своими сферами.
Я проверяю, исполнились ли их желания. Игорь хотел покинуть психиатрическую больницу в Брест-Литовске, и теперь он в армии. Жак хотел погрузиться еще глубже в литературу, и теперь он пишет свой первый роман. Венера взяла себя в руки.
Как поживает твой выводок? — интересуется Рауль.
Я показываю ему яйца с видимым удовлетворением.
Лучше не бывает.
Рауль заявляет, что мне не следовало бы так радоваться. На самом деле не все у них так уж и хорошо. Их желания исполнились, но лучше им от этого не стало. У Венеры больше нет семьи, нет любви, нет даже приличного образования, которое помогло бы ей в жизни. Это просто изнеженная и недалекая девушка.
Психиатрическая больница довела Игоря до состояния почти растительного. Он страдает от катастрофического отсутствия любви. Он одинок, у него нет денег, нет друзей, ни одна женщина ни разу не поцеловала его даже в щеку, а ведь ему уже семнадцать! Его отправили на передовую в Чечню с подразделениями Дюкускова, состоящими из отбросов общества, чтобы выполнять самые опасные задания. Что касается Жака, то из-за того, что он живет в мире своих фантазий, он теряет ощущение реальности и постепенно становится инвалидом, не способным к повседневной жизни.
И ты называешь это «лучше не бывает»?
Взглянув еще раз на эти три человеческие души, которые должны представлять три стороны моей личности, я чувствую ужас.
Ха-ха! Добро пожаловать в Рай, — иронизирует Рауль. — Непыльная работенка, как говорится.
Фуфло все это! Проще заставить минерал превратиться в растение, чем вывести человека на более высокий уровень развития.
Рауль принимает озабоченный вид.
Как бы то ни было, для нас эта бюрократическая работа закончена. Мы покидаем этот манерный Рай и отправляемся за приключениями.
У него этот странный взгляд, который меня завораживал и пугал раньше, когда мы были из плоти и крови. Этот взгляд как бы говорит: «Совершим все возможные ошибки, потому что иначе мы не узнаем, почему их не надо было делать».
Я прошу Рауля немного подождать, чтобы я смог наладить жизнь своих клиентов. Я устраиваю так, чтобы председатель жюри конкурса «Мисс Вселенная» выбрал кандидатуру Венеры. Я создаю дружескую атмосферу в спецподразделении Дюкускова «Волки», где служит Игорь. Во сне я посылаю Жаку несколько забавных сцен для его романа.
Да не теряй ты время на них, — ворчит Рауль. — Тебя ждет вся вселенная.
Он склоняется у меня над ухом и шепчет: — И вообще, смертные иногда справляются со своими проблемами гораздо лучше без нас.
85. ВЕНЕРА. 17 С ПОЛОВИНОЙ ЛЕТ
Переделав тело с помощь пластической хирургии, я восстановила его как старый автомобиль. Я его перекрасила, починила двигатель и электрику. Я снова в форме. Я постоянно мажу помадами и кремами живот, ляжки и зад. Я снова занимаюсь спортом: плаванием, джоггингом, стретчингом. Постепенно я начинаю регулировать и свой аппетит.
Наконец, я снова в фотостудиях. Начинаю с рекламных кампаний различных продуктов, потом одежды, джинсов и — наконец-то! — высокая мода. Классический путь топ-моделей.
Вторая попытка более удачна, чем первая. Падение в пропасть, последовавшее за моими первыми успехами, придало мне сил. Я больше не позволяю наступать мне на ноги. Я научилась заставлять уважать себя.
В любовники себе я выбрала манекенщика. Хотя мы занимаемся одним и тем же делом, у него не очень получается. Ему стыдно позировать и ходить по подиуму. Эстебан говорит, что для него это временно.
Я выбрала его исключительно за физическую красоту. Он очень живописен, в стиле «латино». Я дала ему понять, что, как только он мне надоест, я выплюну его, как косточку от вишни. Эта перспектива его не только не оттолкнула, а еще больше привязала ко мне. «Ах, Венэра, ты одна мена понымаешь...» Мужчинами так легко манипулировать. Мне кажется, я поняла, как они устроены. Женщине достаточно быть независимой от них, чтобы они захотели зависеть от нее.
В постели Эстебан настоящий атлет, стремящийся выиграть гонку. Он напрягается изо всех сил. Я подозреваю даже, что он употребляет допинг. И все это для моего удовольствия! Сперва я пыталась его успокоить, но быстро поняла, что лучше оставить его наедине со своими сомнениями. Я все время требую большего, и ему это нравится.
В конце концов, я этого заслуживаю. Мне семнадцать с половиной лет, и я восхитительна.
Чтобы расслабиться после съемочных площадок, я начала курить. Сигарета помогает снять напряжение, а потребность в никотине обставляет необходимым образом моменты отдыха. Она к тому же сближает. Мама тоже курит. Только когда мы курим вместе, мы по очереди предлагаем друг другу зажигалку и не ссоримся из-за нее.
Я знаю, мама любит меня, и все же я чувствую, что в глубине души она ставит мне в вину уход папы. С тех пор все ее другие романы кончаются катастрофой. Такое впечатление, что как только она остановит на ком-нибудь свой выбор, то уже готова к разрыву. Ее компаньоны наверняка это чувствуют, и это их бесит.
Мне необходимо освободиться от ее влияния. К тому же, когда я смотрю на ее карьеру, есть от чего прийти в отчаяние. В профессиональных кругах ее уже считают «старухой». Ее снимают только для каталогов по продаже товаров почтой.
Дома она попивает виски и смотрит фильмы ужасов по видео. Тяжелый случай.
Кажется, я поняла законы профессии. Поднимаются быстро и опускаются тоже, но чем выше ты поднялся, тем больше у тебя шансов остаться наверху.
Мне необходимо подняться очень высоко. Я должна стать Мисс Вселенной. С этим титулом я получу пожизненный доступ в лучшие модельные агентства и ко всем тем, кого захочу использовать.
Я очень внимательно слежу за своим питанием. Я ем много овощей, потому что они полезны для мышц, много фруктов для мягкости кожи и пью много минеральной воды, чтобы выводить из организма сахар и жиры.
86. ЖАК. 17 С ПОЛОВИНОЙ ЛЕТ
Вступительный экзамен по философии. Вопрос: «Свобода мысли, существует ли она?»
Выслушав мой ответ, экзаменатор говорит:
Вы ссылаетесь на дзен, на буддизм, на даосизм...
Нет необходимости искать отправные точки в Азии.
Перечитайте Монтеня, Спинозу, Ницше, Платона, и вы констатируете, что они все поняли.
Я раздражаюсь:
В восточном мышлении меня интересует то, что оно основывается на пережитом опыте духовности.
Когда монах дзен остается неподвижным в течение часа, чтобы сделать голову пустой, когда йог замедляет дыхание и биение сердца, когда адепт даосизма смеется до обморока, то это не просто слова, это пережитый опыт.
Экзаменатор пожимает плечами.
Ступайте, я не хочу вас больше слушать.
С этими словами он проводит руками по своему шикарному пиджаку, как бы разглаживая несуществующие складки.
Я чувствую, как во мне поднимается волна, которая накроет меня с головой. Освободившаяся вдруг древняя ярость. Этот человек олицетворяет все, что с детства выводило меня из себя. Все эти типы, думающие, что все знают, полные уверенности и в особенности не желающие слышать ничего, что может поставить под сомнение их маленькие, сто раз переже ванные истины. Этот экзаменатор с его удовлетворенным видом человека, наделенного маленькой властью, которую он рассчитывает использовать для оправдания своего существования, меня удручает. Я взрываюсь:
Вы задаете мне вопрос: "Свобода мысли, существует ли она? ", а на самом деле вы ее как раз и запрещаете! Вы смеетесь над оригинальностью моих идей. Все, что вас интересует, это проверить, думаю ли я так же, как вы, или, по крайней мере, могу ли я вам подражать.
У Спинозы есть прекрасное выражение, объясняющее ваше заблуждение. Он сказал что...
Ваши мысли — лишь бледная копия размышлений великих, которых вы цитируете. А вы спрашивали себя, какие у вас есть собственные мысли, кроме мыслей этих признанных гигантов? Хоть раз в жизни вам приходила в голову оригинальная идея?
Нет. Вы просто... просто... (я ищу самое обидное оскорбление) просто факс-машина.
Я выхожу, хлопнув дверью. Впервые в жизни я открыто восстал. От этого у меня отвращение к самому себе. Как этот ничем не интересный экзаменатор мог вывести меня из себя?
Я провалил экзамен. Я должен добиться успеха другим путем.
Все больше я ощущаю себя «крысой-автономом». Я предпочитаю выйти из Системы.
Родители меня сурово отчитывают. Им надоела моя лень и мои причуды. Передо мной три возможности: сражаться, отступить или бежать.
Я решаю бежать.
На следующий день я собираю пожитки, пересчитываю заработанные на гонорарах деньги и сажусь на поезд в Париж вместе с моей кошкой Моной Лизой и моим компьютером. За день я нахожу комнату на седьмом этаже без лифта рядом с Восточным вокзалом. Кровать занимает девяносто процентов помещения.
Мона Лиза в ярости, потому что у меня нет телевизора. Она прыгает как бешеная. Она царапает когтями розетку и разъем телеантенны, как если бы я их еще не заметил.
Через несколько дней без телевизора Мона Лиза впадает в прострацию. Она не ест, отказывается от ласки, не мурлычет и шипит, когда я приближаюсь.
Вчера я нашел ее мертвой на столе, куда мог бы поставить телевизор... Я хороню ее за зарослями в общественном саду. В качестве надгробия я кладу на маленький холмик пульт управления, подобранный на помойке. Затем я иду в приют для бездомных животных и беру Мону Лизу II, которая как две капли воды похожа на Мону Лизу I в молодости: такая же шерсть, такой же взгляд, такие же повадки.
На этот раз я не повторяю ту же ошибку. Я экономлю на еде, чтобы заплатить первый взнос для покупки в кредит маленького подержанного телевизора. Я оставляю его включенным с утра до вечера, и Мона Лиза сидит перед ним как приклеенная, томно моргая глазами.
По-видимому, это одно из последствий глобальной эволюции мира. В моих кошках не осталось ничего от дикого хищника. Осталось просто толстое животное, приспособленное не к джунглям, а к телевизору, к комнатам с покрытым коврами полом, которое отказывается от сырого мяса и ест только сухой корм.
Я все же замечаю небольшое различие между двумя кошками: если первая любила игры с вопросами, то вторая жмурится от удовольствия, когда передают новости. Не знаю, почему ей так нравятся войны, экономические кризисы и землетрясения. Несомненно, извращенка.
Однако за жилье и телевизор надо платить. Гонораров за рассказы не хватает. Я пытаюсь подрабатывать. Распространителем рекламных объявлений по почтовым ящикам. Доставкой пиццы на дом.
Официантом в пивной.
Я работаю с часа дня до полуночи. Невеселая жизнь. На кухне все раздражительны, клиенты капризны и нетерпеливы. Хозяин лишь усиливает напряжение. Сочувствующий коллега объясняет мне, что, для того, чтобы не страдать с риском для здоровья, нужно мстить. Он показывает, как это делается. Один из его клиентов оказался неприятным типом. Он тут же плюет в его тарелку.
— Пустячок, а приятно. К тому же помогает от язвы на нервной почве.
Бегая из зала на кухню и из кухни в зал, я натер себе ноги. Чаевые мизерны. Вечером я возвращаюсь разбитый и смотрю новости.
Война в Чечне.
Паника в Европе из-за свиного бешенства. (Употребление в пищу зараженного мяса приводит к разрушению клеток мозга с симптомами, похожими на болезнь Паркинсона.) Фермеры протестуют против решения Еврокомиссии в Брюсселе забить и уничтожить зараженный скот.
Убийство знаменитой актрисы маньяком, который имеет слабость к самым красивым женщинам Голливуда. Он их душит шнурком.
Рост курса акций на бирже. Еще одна реформа налоговой системы, которая приведет к их увеличению. Забастовка на общественном транспорте. Выборы Мисс Вселенной. Выборы нового Папы Римского...
Папа... Какое-то время я думаю о том, чтобы вернуться к моему рассказу «Почти Папа» и сделать из него роман. Но, учитывая скорость эволюции мира, эту научную фантастику может легко превзойти реальность. Они ведь и вправду могут избрать Папой компьютер. Так что я возвращаюсь к роману о крысах.
Я придумываю правила работы. Я решаю писать каждый день с восьми утра до половины первого дня, что бы ни случилось, где бы и с кем бы я ни был. Я покупаю в кредит ноутбук с плоским экраном и записываюсь на курсы машинописи, чтобы научиться печатать еще быстрее.
87. ИГОРЬ. 17 С ПОЛОВИНОЙ ЛЕТ
Я бью типу поддых до тех пор, пока он не начинает говорить. Он наконец признается, что противотанковая батарея спрятана в ригах на горе. Ребята меня поздравляют.
Потом они его прикончат в кустах. Нас отправили на южный фронт после короткого, но интенсивного трехнедельного обучения.
Я быстро освоил новую работу. Мы нападаем, убиваем, захватываем пленных, пытаем их. Они раскалываются, и так мы узнаем задачу на следующий день.
Излишне говорить, что после психушки война в Чечне — это рай.
Полковник Дюкусков назвал наше подразделение «Волки». У всех нас на униформе эмблема в виде головы волка. Мне хорошо в этой шкуре. Лес, сражения, братство с другими волками, кажется, всегда были во мне. Я просто разбудил спящего зверя.
Мы устроили лагерь и обедаем у костра. В этом подразделении я не единственный сирота. И не единственный, кто побывал в исправительной колонии для несовершеннолетних или в дурдоме для буйнопоме-шанных.
Нам не нужно говорить друг с другом. В юности мы получили страшные раны, и здесь мы как раз для того, чтобы наносить их другим.
Нам больше нечего терять.
Старший сержант учил: «Сила не имеет никакого значения, важна скорость». Он придумал девиз «Волков»: «Быстрый или мертвый».
Еще он говорил: «Между тем моментом, когда противник готовится тебя ударить, и тем, когда ты получишь в рожу, проходит бесконечность».
С тех пор я могу сделать массу вещей в мгновение между странным блеском во взгляде и полученным ударом.
Сержант заставляет нас делать самые разные упражнения для развития этого чувства времени. Кроме всего прочего, он научил нас жонглировать. Жонглируя, подбрасываешь в воздух пулю, и до того как она упадет — вторую, и так далее. Понятие секунды растягивается. Если большинство людей за секунду могут досчитать до двух, то я — до семи. Это значит, что у меня больше шансов остаться в живых, чем у «большинства людей».
Вскоре к нам должны присоединиться два других подразделения. Вместе мы составим группу в тридцать пять человек, задачей которой является занять позицию на вершине горы, где укрепились пятьдесят чеченцев, поддерживаемых местным населением.
В который раз тыловые стратеги из главного штаба не вмешиваются и дают нам полную свободу действий. Тем лучше! Я рассматриваю в бинокль нашу цель. Это не подарок. Неподалеку лес, и там может скрываться подкрепление.
Баночки с камуфляжной краской переходят из рук в руки, и лица покрываются боевыми узорами.
88. ВЕНЕРА
Я накладываю макияж. Подчеркиваю линию век карандашом. Крашу губы в красный цвет с легким блеском и очерчиваю контуры коричневым.
Я еще недостаточно вооружена. Чтобы быть безупречной, я купила силиконовую подкладку для увеличения груди, хотя это и запрещено правилами.
Победителей не судят.
89. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Победа. Большинство образовательных систем учат бороться с поражением. В школе детей предупреждают, что у них могут быть трудности с получением работы, даже если они будут иметь диплом. Дома их стараются подготовить к мысли, что большинство браков кончается разводом и что большинство компаньонов по жизни в конце концов тебя разочаруют.
Страховые компании поддерживают общий пессимизм. Их кредо: есть немало шансов, что вы попадете в аварию, случится пожар или наводнение. Так что будьте предусмотрительны, застрахуйтесь.
Оптимистам средства массовой информации напоминают с утра до вечера, что повсюду в мире люди беззащитны. Послушайте предсказателей — все говорят об Апокалипсисе или войне.
Всемирное поражение, локальное поражение, личное поражение... Слышат лишь тех, кто говорит о безрадостном будущем. Какой пророк осмелится объявить, что в будущем все будет лучше и лучше? А на индивидуальном уровне, кто осмелится учить детей в школе тому, что надо делать, получив «Оскара» за лучшую роль? Как реагировать, победив в мировом турнире? Что делать, если ваше маленькое предприятие выросло до международной корпорации?
Результат: когда победа приходит, человек оказывается лишен ориентиров и часто он настолько ошеломлен, что быстро сам организует собственное поражение, чтобы оказаться в знакомой «нормальной» обстановке.
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
90. ЖАК
Я надеваю тапочки, закрываю дверь на два оборота, отключаю телефон, усаживаюсь в кресло, сажаю на колени кошку, закрываю ненадолго глаза, чтобы сконцентрироваться на месте действия. Я готовлюсь писать. Персонажи уже начинают действовать в воображении.
91. ИГОРЬ
Я их вижу. Они на гребне горы. Враги. Я надеваю патронташи, закрепляю нож на ноге. Вставляю в отверстие в зубе маленькую капсулу с цианистым калием. Это правило. Говорят, чечены садисты, но меня сильно удивило бы, если бы им удалось заставить меня говорить. У меня толстая кожа. Спасибо, мама, ты мне дала хоть это.
92. ВЕНЕРА
Черт, я сломала ноготь. Черт, черт, черт! Нет времени приклеить накладной. Мне подают знак, что сейчас моя очередь. Не паниковать.
93. ИГОРЬ
Сигнал. Ну, теперь наша очередь. Станислас у меня справа. Почему я так с ним сдружился? Потому что это парень, у которого огнемет. Если я не хочу получить по ошибке струю горящего бензина, нужно быть сбоку от него. Я дружу с теми, от кого зависит жизнь. Опыт с Ваней научил выбирать друзей не по тому, что я могу им дать, а по тому, что они могут дать мне. Хватит жалости, важен лишь личный интерес.
Я еще раз внимательно разглядываю в бинокль нашу цель, гребень горы.
Это будет не подарок, — говорю я Станисласу.
Я ничего не боюсь, — отвечает он. — Меня ангел-хранитель защищает.
Ангел-хранитель...
Да-а. Он у всех есть, только многие забывают о нем, когда он нужен. А я не забываю. Перед атакой я его всегда зову и чувствую себя защищенным.
Он достает позолоченный медальон с изображением ангела с расправленными крыльями и подносит к губам.
Святой Станислас, — говорит он.
На медальоне, который я ношу на шее, портрет моего отца. Но если я его найду, то уж благословлять не стану.
Я делаю несколько глотков водки, чтобы согреться. Вставляю в плеер любимую кассету. Не какую-нибудь западную декадентскую музыку. Это наша классика, она трогает славянскую душу: «Ночь на Лысой горе». И подходит к случаю, потому что там, на этой лысой чеченской горе, сегодня наступит их ночь.
94. ТЕХНИКА КОНТРОЛЯ СКОРОСТИ
Вместе с Фредди, Раулем и Мэрилин Монро мы отрабатываем подходящую к нашему состоянию ангелов технику навигации в космосе. Для тренировки мы удаляемся от Рая и упражняемся над Солнечной системой, в зоне звездной пустоты.
Сперва пробуем движение вперед.
Естественно, лишенные материального тела, мы не испытываем трения и перемещаемся в тысячи раз быстрее человеческих ракет. Но расстояния так велики, что все это кажется слишком натужным.
В ходе испытаний мы достигаем скорости в одну тысячу километров в секунду, затем в пять тысяч.
Мы может ускориться еще больше, — говорит Фредди.
Я думаю о большем расстоянии, глядя вдаль. Все вместе, мы разгоняемся, десять тысяч километров в секунду, тридцать тысяч километров в секунду, сто тысяч километров в секунду.
Сто тысяч километров в секунду! От одной мысли голова кружится.
Рауль, как обычно, подбадривает:
Триста тысяч километров в секунду, скорость света, вот чего надо достичь.
Попытка не пытка, — говорит Фредди.
Мы снова разгоняемся все вместе. Сто, сто пятьдесят, двести тысяч, есть: триста тысяч километров в секунду! На этой скорости мы видим частицы света, знаменитые фотоны, которые летят вместе с нами. Они позволяют узнать нашу собственную скорость. Когда фотоны неподвижны, у нас та же скорость. Мне удается даже их немного обогнать!
Все мое тело — сплошная скорость, текучесть. Я скольжу по космосу, как если бы это был огромный стол, немного деформированный под грузом лежащих на нем звезд.
Мы летим быстро.
Очень быстро.
«Быстро» — это слово недостаточно сильное для описания ощущения. Мы словно снаряды, пересекающие космос. Это уже не путешествие. Мы больше не просто быстро двигающиеся существа. Мы... световые лучи.
95. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Дилемма заключенного. В 1950 году Мелвин Дре-шер и Меррил Флад обнаружили так называемую дилемму заключенного. Вот ее суть: двое подозреваемых арестованы перед банком и содержатся в разных камерах. Чтобы заставить их признаться в планировавшемся ограблении, полицейские делают им предложение.
Если ни один из них не заговорит, обоим дадут по два года тюрьмы. Если один выдаст другого, а другой не заговорит, тот, кто выдал, будет освобожден, а тому, кто не признался, дадут пять лет.
Если оба выдадут друг друга, оба получат по четыре года.
Каждый знает, что другому сделали такое же предложение.
Что происходит дальше? Оба думают:
«Я уверен, что другой расколется. Он меня выдаст, я получу пять лет, а его освободят. Это несправедливо». Таким образом оба приходят к одинаковому выводу: «Напротив, если я его выдам, я, возможно, буду свободен. Незачем страдать обоим, если хотя бы один может выйти отсюда».
В действительности в подобной ситуации большинство людей выдавали друг друга. Учитывая, что сообщник поступил точно так же, оба получали по четыре года.
В то же время, если бы они как следует подумали, они бы молчали и получили только по два года.
Еще более странно следующее: если повторить опыт и дать возможность обоим посовещаться, результат остается таким же. Двое, даже выработав вместе общую стратегию поведения, в конце концов предают друг друга.
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
96. ЖАК
Мне не хватает чего-то еще, чтобы полнее погрузиться в жизнь моих персонажей. Музыки. Я обнаружил, что музыка помогает мне писать. Я слушаю ее в наушниках. Наушники не только позволяют лучше слышать звуки, но и и отгораживают от внешнего мира, где слышны «нормальные» шумы этой реальности. Музыка становится поддержкой моей мысли. Она придает ритм письму. Когда музыка резкая, рубленая, я конструирую короткие фразы. Во время длинных инструментальных соло фразы удлиняются. Для мирных сцен я выбираю классическую музыку, для боевых — хард-рок, а для описания снов — нью эйдж.
Музыка — очень тонкий инструмент. Довольно малого, чтобы ее помощь превратилась в препятствие. Иногда несколько неподходящих слов могут сбить меня с ритма.
По опыту я знаю, что лучшей музыкой для писания являются саундтреки к фильмам, поскольку они уже сами по себе несут эмоции и напряженное ожидание. Иногда, когда музыка совпадает по фазе с описываемой сценой, я чувствую себя как в ожившем сне.
97. ВЕНЕРА
Первые такты «Так говорил Заратустра» означают начало представления кандидаток на звание «Мисс Вселенная». У меня страх перед выступлением.
Главное не дрожать, это будет заметно. Я бросаюсь к рюкзаку и достаю баночку с транквилизаторами. Я знаю, мама часто этим пользуется. Максимум две таблетки в день, говорится в аннотации. Глотаю сразу шесть. Я такая нервная.
Я должна получить титул «Мисс Вселенная». Просто обязана. Едва качая бедрами, я иду на прожектора.
98. ИГОРЬ
Наступает рассвет. Небо еще темно-красное. Мы замечаем слабые огоньки на горном хребте, как огненные точки в небе цвета крови. Из труб идут дымки. Блеют бараны в овчарнях. Настала очередь волков удивить их.
99. КОСМИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ. НАПРАВЛЕНИЕ
Мы научились контролировать скорость. Теперь необходимо разработать средство, которое позволит ориентироваться в пространстве. Мы должны создать трехмерную карту космоса. Задача тем более трудна, что космос бесконечен. А бесконечность трудно изобразить на карте.
Какую методологию выбрать?
Фредди предлагает провести воображаемую черту на уровне Рая и считать это " полом ", или " низом ". Все, что находится над ней, будет «сверху». Таким образом, чем дальше мы будем удаляться от галактики, тем больше будем «подниматься». Для «право» и «лево» мы решаем применять правила навигации. Все, что находится справа от направления, будет «по правому борту», а все, что слева, — «по левому борту».
— А как указывать промежуточные направления?
— Как летчики, будем указывать градус подъема, — говорит Рауль. — Один час — это слегка вправо, три часа — перпендикулярно правому борту, девять часов — перпендикулярно левому.
Теперь, как во времена танатонавтики, у нас есть метод контроля за направлением полета, с помощью которого мы попробуем расширить нашу Terra incognita.
100. ЖАК
Чтобы лучше представлять сцены в канализации и пещерах, я делаю рисунки. На каждом я изображаю различные предметы, расположение персонажей, источники света.
101. ВЕНЕРА
Я стою под прожекторами рампы и чувствую на себе взгляды зрителей и жюри. Они разглядывают все мои детали, до мочек ушей и волос. Организаторы дали мне плакатик с номером. Мне объяснили, что я должна держать его высоко над собой, чтобы жюри и публика могли меня идентифицировать. Я поднимаю плакат. Никогда в жизни мне не было так страшно. Мне холодно.
102. ИГОРЬ
Медленно наступает утро. Небо из красного становится оранжевым. Вокруг свистят пули. Повсюду палят длинными очередями. Трудно в разгар битвы понять, что действительно происходит. Мы, пехота, наверняка хуже всего понимаем ход событий. Чтобы судить о нем, нужно видеть все глобально, с высоты.
Здесь мы как близорукие. Мы настолько близко к действительности, что больше ее не различаем. Хуже всего то, что завтра лучшие изображения наших подвигов опять получат на Западе с помощью спутников наблюдения. Скорей бы вторгнуться к ним и отобрать у них все это.
Я едва успеваю укрыться от выстрела из под-ствольного гранатомета. Сейчас не время философствовать.
103. ВЕНЕРА
Хочется есть. Я играю свою роль. Легкое покачивание бедрами, улыбка, три шага, я замираю. Снова покачивание бедрами, еще улыбка, легкое движение головой, чтобы обратить внимание на прическу. Немного поднять подбородок. Хотя...
104. КОСМИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. РОМБ
Впереди сверкает звезда. Это Альтаир. Мы держим курс на нее.
Десять часов по левому борту вперед!
Вчетвером мы летим, вытянувшись в цепочку.
Фредди предлагает улучшить технику наших перемещений. Мы приближаемся друг к другу и образуем ромб. Рауль, самый отважный, впереди. Фредди справа, я слева, а Мэрилин Монро сзади. Мы расставляем руки в стороны, как будто планируем. Так легче определить расстояние друг до друга. Наши тела образуют летательный аппарат, рассекающий пространство.
Два часа по правому борту, — предлагает Фредди.
Мы летим направо, но под слегка разными углами. Нужно приспосабливаться друг к другу.
Левый борт, восемь часов.
Мы делаем разворот. На этот раз мы действуем в унисон. С изменением направления единственным ориентиром остается созвездие Лебедя.
Я внезапно осознаю все сложности, с которыми сталкиваются авиационные акробаты при синхронизации их движений в воздухе. А при движении со скоростью света это еще труднее. Лучше выполнять вираж нам помогает предупреждение «внимание, готовы?» перед командой «двачаса» или «восемь часов».
— Внимание, готовы? Назад, шесть часов, — предлагает Монро.
Наш ромб разворачивается, как кусок ткани. Монро не двигается, а Рауль совершает оборот вверх на 180 градусов. Мы снова лицом к Альтаиру. Мы горды своими успехами.
Мертвые петли, спирали, восьмерки. Мы увеличиваем количество пируэтов, чтобы опробовать самые разные способы полета, самые трудные геометрические фигуры.
105. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Геометрический тест. Небольшой психологический тест, чтобы лучше узнать человека с помощью геометрических фигур. Разбейте лист бумаги на шесть клеточек.
В первую поместите круг.
Во вторую треугольник.
В третью ступеньки.
В четвертую крест.
В пятую квадрат.
В шестую цифру " 3 ", перевернутую как буква " м ".
Попросите вашего собеседника дополнить каждую геометрическую фигуру так, чтобы получился не абстрактный рисунок.
Затем попросите написать рядом с каждым рисунком прилагательное.
Когда задание выполнено, рассмотрите рисунки, зная,что:
Рисунок вокруг круга означает, как человек видит себя сам.
Вокруг треугольника: как он представляет отношение других к себе.
Вокруг ступеней: как относится к жизни в целом.
Вокруг креста: как он видит свой духовный мир.
Вокруг квадрата: как относится к семье.
Вокруг перевернутой тройки: как относится к любви.
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
106. ИГОРЬ
Я чувствую ненависть. Прыгаю на чечена. Бью его лбом в лицо. Сухой деревянный звук. Он в крови, которая пачкает мою одежду. Передо мной уже другой. Я занимаю боевую стойку. Как предупреждение в моем мозгу проскакивает фраза: «Проходит вечность между моментом, когда противник решил ударить, и тем, когда ты получишь удар».
В его взгляде появляется блеск. Не упускать его из вида. Его взгляд опускается. Правая нога! Он надеется попасть мне ногой в живот. Я начинаю воспринимать время замедленно. Теперь все будет происходить как в кино, кадр за кадром.
Его правая нога поднимается. Легкое движение бедрами, и я уже к нему в профиль. Выкидываю руки вперед.
Он не замечает моего движения и продолжает поднимать ногу, в соответствии с первоначальной идеей.
Я хватаю его за ботинок, продолжаю движение вперед и бросаю в воздух. Он глухо падает оземь. Я бросаюсь на него. Рукопашная. Он меня кусает. Я выхватываю нож. Он тоже. Мы как два хищника, дерущихся за добычу. Чувства и информация наполняют мозг. Сердце бьется быстрее. Ноздри раздуваются. Мне нравится это.
В ушах громко звучит «Ночь на Лысой горе» Мусоргского. Мой противник ревет, чтобы придать себе сил. Его крик гармонирует с музыкой.
Дуэль на ножах.
Удар ногой. Его нож отлетает в сторону. Он хватает пистолет.
Недостаточно быстрый, чтобы меня взволновать. Коротким движением выворачиваю его руку. Поворачиваю в его сторону. Заставляю самого нажать на курок. Выстрел. В его зеленой куртке появляется дыра.
Он не был достаточно быстрым. Он мертв.
107. ЖАК
Сцены крысиных драк в канализационных трубах меня не удовлетворяют. Они не правдоподобны. Перечитав текст, я не ощущаю себя там.
Неожиданно я слышу в голове фразу, как будто нашептанную ангелом: «Показывать, а не объяснять».
Я должен постоянно заставлять героев действовать. Их психология будет определяться поступками, а не диалогами. Я изучаю крыс более тщательно.
Я еще недостаточно хорошо знаю их. Нужно понимать их до конца, иначе читатель почувствует непоследовательность. Я иду в зоомагазин и покупаю шесть крыс. Четырех самцов и двух самок. Единственный способ быть честным — это наблюдать за реальностью.
Кошка встречает этих новых обитателей с угрожающими передними резцами недружелюбным взглядом. Я не знаю, помнит ли Мона Лиза о том, что это она должна на них охотиться, но судя по ее поведению, создается обратное впечатление.
Шести моим новым сожителям не нужно плавать за своим пайком. Однако я замечаю, что роли между ними уже распределены. Один из самцов всех терроризирует, а самка служит козлом отпущения.
Я колеблюсь, но не осмеливаюсь вмешиваться. Мы не в мультике Уолта Диснея. Если в природе не все приятны, я не изменю поведение вида, нарушая правила.
Так что я стараюсь быть нейтральным наблюдателем и точно записывать то, что вижу, а также возможные объяснения такого поведения. Стараясь как можно больше избегать антропоморфизма. Эти записи насыщают роман.
Чтобы добиться визуального эффекта, я рисую их морды. Рисунки множатся. Я как бы мысленно снимаю их на камеру под разными углами. На рисунках отмечаю маршруты передвижения крыс, крупные планы, указатели. Это очень помогает. Теперь в битвах, какими бы литературными они ни были, есть крупные планы ощерившихся морд, панорамные виды канализаций. Камера скользит между бойцами, чтобы показать их в самые напряженные моменты. Так же я поступаю для перехода от одних сцен к другим.
Я создаю специальное письмо, написание образами. Битвы в воде канализационных труб я режиссирую, как хореографию Эстер Вильяме, резвящейся с напарницами в лазурном бассейне. Только здесь вода мутная и зеленоватая, в ней плавают отбросы, а когда сражение становится ожесточенным, она окрашивается в красный цвет. Стрелочками и пунктирами я обозначаю движения крысиных армий и действия героев в главной битве моего романа.
108. ВЕНЕРА
Завершив свое короткое дефиле по сцене, я жду, когда окончат выступление другие девушки. Две или три мне кажутся более красивыми, чем я сама. Лишь бы судьи не проголосовали за них. Если бы я только могла сделать им подножку, чтобы они свалились со своих шпилек и сломали себе шею! У них вид претенциозных героинь. Они нахально крутят бедрами. Да за кого они себя принимают? Ненавижу их. Я представляю, как расцарапываю их лица ногтями.
Я должна победить.
Я молю Бога, чтобы получить титул Мисс Вселенной. Если меня кто-то там наверху слышит, я умоляю его вмешаться и помочь.
109. КОСМИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ. ОПАСЕНИЯ
Внимание, готовы? Все на правый борт! — командует Рауль, беря на себя роль командира эскадрильи.
Меня охватывает возбуждение, и однако я не могу не думать о моих клиентах. Где они сейчас? Я слишком далеко, чтобы воспринимать их просьбы и мольбы.
Рауль понимает мою обеспокоенность и кладет руку на плечо.
Не волнуйся, старик, ничто никогда не безысходно. Люди, они как кошки. Когда падают, всегда приземляются на лапы.
110. ИГОРЬ
Я поднимаюсь. Рычу как волк, чтобы придать себе храбрости. Если это привлечет внимание врага, тем хуже. Другие «волки» мне отвечают. Свора сильна и быстра, это семья. Мы все рычим на фоне все более светлеющего оранжевого неба с овалом убывающей луны.
Появляются чеченские подкрепления, скрывавшиеся в лесу. Они прибывают с тяжелым вооружением: на джипах с крупнокалиберными пулеметами. Чечены брасаются на нас. Их много. Придется драться один против десяти.
Десяток моих товарищей сразу убиты. Нет времени написать им эпитафию. Волки умирают по-волчьи, с оскаленной пастью и окровавленной шерстью, на земле, покрытой их жертвами.
Что до меня, то я намерен остаться живым. Я прячусь. Живой солдат, даже трусливый, сделает врагу больше вреда, чем мертвый и храбрый.
Я заползаю под сгоревший БТР. Сержант выжил. Из-за стенки, где он спрятался, сержант делает мне знаки, чтобы я присоединился к нему. Внезапно раздается взрыв гранаты, отрывающий протянутую ко мне руку. Я вижу, как его голова взлетает в воздух.
Неужели так испускают дух?
Не знаю почему, может, из-за этой музыки в наушниках, этих декораций из крови и взрывов вокруг, но мне хочется шутить. Возможно, так каждый человек чувствует необходимость снять напряжение и успокоится перед лицом ужаса.
Я хохочу. Наверное, я сошел с ума. Нет, это нормально, это просто выход напряжения. Бедняга сержант, жаль его все-таки! Он не был достаточно быстрым. Он мертв.
Пулеметы начинают стрелять в моем направлении. На этот раз у меня пропадает всякое желание смеяться. Я закрываю глаза и говорю себе, что если я дожил до сегодняшнего дня, то у меня тоже обязательно есть ангел-хранитель. Что ж, если это так, ему самое время появиться. Святой Игорь, теперь твоя очередь.
Я произношу короткую молитву: «Эй, наверху, ты понял? Сейчас или никогда, вытащи меня из этой мясорубки!»
111. ВЕНЕРА
Ведущий вызывает меня для второго выхода на сцену. Некоторые члены жюри еще колеблются. Я отвожу руки назад, чтобы подчеркнуть грудь. Не улыбаться. Мужчинам не нравятся милашки, они любят стерв. Так мне всегда говорила мама. На этот раз я осмеливаюсь посмотреть в зал. В первом ряду вижу мать, которая снимает меня на видеокамеру. Как она будет гордиться, если мне удастся победить. Я также вижу Эстебана. Бравый Эстебан! Слишком бравый Эстебан!
Повернувшись два раза, я застываю на месте. Все. Остается только молиться. Если там наверху есть кто-то, кто беспокоится обо мне, я призываю его на помощь.
112. КОСМИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ. ПЕРВАЯ БОЛЬШАЯ ПРОГУЛКА
У меня такое чувство, что один из клиентов меня зовет. Наверняка это просто чувство вины из-за того, что я их покинул.
Рауль меня обгоняет. Мы несемся со скоростью света. Триста тысяч километров в секунду. Фотоны из ближайшей звезды летят рядом с нами, потом отстают. Мы быстро достигаем Проксима Центавра, ближайшей к нашей солнечной системе звезды, расположенной в 4,2 светового года. Пересекаем ее систему и начинаем исследовать планеты.
Там нет ничего живого.
Со скоростью триста тысяч километров в секунду отправляемся в направлении Альфа Центавра.
Тоже ничего. Надо расширять зону поиска.
Сделав вираж под острым углом, летим к Сириусу. Несколько теплых планет. Немного лишайников. Много аммиака.
Процион? Пусто.
Кассиопея? Пыль и газы.
Тау Сети? Лучше не спрашивайте.
Дельта Павонис? Не ходите туда, там ничего нет.
Мы движемся быстро, от звезды к звезде, от планеты к планете. Мы даже пронизываем насквозь крупные метеориты, чтобы посмотреть, не там ли вдруг спрятались боги.
Проблема в том, что только в нашей галактике сто миллиардов звезд, а ее диаметр составляет сто тысяч световых лет. Так что мы движемся по ней как улитки по футбольному полю. Каждой травинке соответствует планета.
Я постоянно думаю о клиентах. Хорошо, если бы я им был не нужен. Я уверен, что они в опасности. Жак слишком чувствителен. Игорь чересчур гордый. Венера очень хрупка.
Рауль посылает мне успокаивающую мысль. Он советует сконцентрироваться на исследовательской работе. Я постоянно запаздываю на секунду на виражах. Хорошо. Я обещаю так и поступить.
Рауль, Фредди, Монро и я посещаем сотни планет. Иногда мы спускаемся на поверхность и ничего там не находим, кроме камней. Ни малейших признаков разума.
Я предлагаю «приземляться» только на планеты с умеренным климатом, где есть океаны и атмосфера. Рауль отвечает, что планета, на которую отправлялась Натали, совсем не обязательно идентична нашей, но Фредди меня поддерживает. Мои критерии позволяют сократить в десять раз число исследуемых планет. Вместо двухсот миллиардов остается только двадцать миллиардов...
Мы не ожидали, что будем остановлены этим противником: огромностью космоса.
113. ЖАК Чем больше я пишу, тем больше испытываю странных ощущений. Когда я пишу, то дрожу от эмоций и по телу бежит дрожь, как во время физической любви. В течение нескольких минут я «где-то». Я забываю, кто я.
Сцены пишутся сами, как будто персонажи освободились от моей опеки. Я наблюдаю за их жизнью в романе, как за рыбками в аквариуме. Это приятно и в то же время пугающе. Я чувствую, что играю со взрывчаткой, способов обращения с которой не знаю.
Когда я пишу, забываю, кто я, забываю, что я пишу, я забываю все. Я нахожусь со своими персонажами, я живу вместе с ними. Это как сон наяву. Эротический сон наяву, потому что все мое тело испытывает радость. Чувство экстаза. Транса. Чудесное мгновение длится недолго. Несколько минут, а иногда несколько мгновений.
Однако я не могу определить, когда наступят эти мгновения экстаза. Они приходят, и все. Они даруются мне, когда приходят хорошие мысли, или хорошая музыка, или хорошая сцена. Когда они прекращаются, я весь в поту, ошалевший. Потом я как будто сбит с ног. Ностальгия, сожаление, что чудесные мгновения не продлились еще. Тогда я делаю музыку потише и опьяняю себя телевизором, чтобы забыть боль от того, что не живу постоянно с таким ощущением.
114. ИГОРЬ Я прыгаю и бросаю гранату в самый центр группы чеченов, появившихся передо мной. Потом убегаю. Я не думаю о свистящих рядом пулях. Я бегу к колодцу в центре деревни и цепляюсь за висящее над ним ведро.
Поголовье «волков» резко сократилось. Я не вижу даже Станисласа. Я делаю потише звук в наушниках. «Ночь на Лысой горе» угасает. Я слышу собственное дыхание и вдали звуки выстрелов, крики, приказы, просьбы раненых о помощи.
115. ВЕНЕРА Члены жюри молча меня разглядывают. А я со сцены разглядываю их. В центре чемпион мира по боксу в тяжелом весе уставился на мою грудь. Рядом с ним несколько старых, забытых всеми актеров, телеведущие, режиссер эротических фильмов, несколько фотографов, специализирующихся на художественных снимках обнаженной натуры, и футболист, давно не забивавший голов.
И это судьи? Это они будут решать мою судьбу? Меня вдруг охватывают сомнения. Но десятки телекамер показывают представление на всю страну. На меня смотрят миллионы людей. Я им улыбаюсь и даже набираюсь смелости, чтобы подмигнуть. Правилами это не запрещено, я это знаю. Мне страшно. Так страшно. К счастью, я напичкалась транквилизаторами.
116. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Я не знаю, что хорошо, а что плохо (маленькая басня дзэн):
Один крестьянин получил в подарок для сына белого коня. К нему приходит сосед и говорит: «Вам сильно повезло. Мне никто никогда не дарил такого красивого белого коня». Крестьянин ответил: «Я не знаю, хорошо это или плохо».
Позднее сын крестьянина сел на коня, тот побежал и сбросил своего седока. Сын крестьянина сломал ногу.
"О, какой ужас! — воскликнул сосед. — Вы были правы, сказав, что это, возможно, плохо. Наверняка тот, кто подарил коня, сделал это нарочно, чтобы навредить вам. Теперь ваш сын будет на всю жизнь хромой! "
Однако крестьянина это не смущает. «Я не знаю, хорошо это или плохо», — бросает он в ответ.
Тут начинается война, и всех молодых людей мобилизуют, кроме сына крестьянина со сломанной ногой. Снова приходит сосед и говорит: «Ваш сын единственный из деревни, кто не пойдет на войну. Ему крупно повезло». Тогда крестьянин отвечает: «Я не знаю, хорошо это или плохо».
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
117. ИНВЕНТАРИЗАЦИЯ
В созвездии Ориона пустота.
В созвездии Льва только несколько одноклеточных микробов. Уровень сознания недалек от камня.
В созвездии Большой Медведицы планеты даже не до конца сформировались.
А вокруг звезды Луйтена? Ледяные метеориты. Мы теряем время.
Боже мой! А что тем временем делают мои клиенты?
118. ИГОРЬ
Я сжался в комок за стенкой колодца. Вдруг какой-то тип бросает туда на всякий случай гранату. Я ловлю ее правой рукой и быстро изучаю. Афганская модель G34, с плиточным корпусом. Не долго думая, бросаю ее обратно. Тип понял, что там кто-то прячется, и спешит снова бросить гранату мне. Без колебаний снова запускаю ее в игру.
Вопрос нервов. К счастью, сержант научил меня жонглировать. Поскольку противник настаивает, я внимательней рассматриваю гранату и вижу, что чеку заело. Плохой материал. В современных технологиях афганцы не ювелиры. Эта граната никогда не взорвется. Тогда я хватаю одну из своих, хорошую русскую гранату, сделанную хорошей русской женщиной. Я прекрасно знаю, как она действует. Я отсчитываю пять секунд, точно рассчитываю траекторию и бросаю ее противнику. Он хватает ее, чтобы отправить обратно, но на этот раз она взрывается у него в руке.
Война — это не для дилетантов. Это работа, в которой нужно быть методичным и ритмичным. Например, я знаю, что в этом колодце нельзя засиживаться. Поэтому я выпрыгиваю наружу, подбираю снайперскую винтовку убитого товарища и бегу в один из Домов. Там местные жители. Пригрозив им оружием, я закрываю все семейство на кухне. Потом занимаю позицию у окна и спокойно осматриваюсь. Благодаря лазерному прицелу у меня огромное преимущество перед противником. Снова надеваю наушники и включаю «Ночь на Лысой горе». Вражеский солдат попадает в мое поле зрения. Вдруг у него над бровью появляется красная точка. Я нажимаю на курок. Первый готов.
119. ЖАК
Я разглядываю крыс в стеклянной клетке. Они разглядывают меня. Кошка держится на расстоянии. Такое впечатление, будто они понимают, что я пишу о них. Они начинают устраивать мне что-то вроде спектакля за стеклом. Жаль, что я не могу прочесть им то, как я их описал.
Мона Лиза трется о меня, чтобы проверить, не заменил ли я ее в своем сердце этими монстрами с острыми резцами.
Я перечитываю написанное.
На самом деле в этом романе есть всего понемногу. Непонятно, почему сцены чередуются именно так, а не иначе. Я понимаю, что необходимо создать конструкцию, которая будет поддерживать весь ход истории и выстроит сцены в совершенно определенном порядке, а не как попало. Использовать геометрическую структуру? Построить роман в форме круга? Я пробую. В конце рассказа персонажи оказываются в таких же ситуациях, как и в начале. Дежа вю. История в форме спирали? Чем дальше, тем больше рассказ расширяется и выходит в бесконечность. Опять дежа вю. Построить историю в форме линии? Банально, все так делают.
Я думаю о более сложных геометрических фигурах. Пятиугольник. Шестиугольник. Куб. Цилиндр. Пирамида. Тетраэдр. Десятигранник. Какая геометрическая фигура самая сложная? Кафедральный собор. Я купил книгу о соборах и обнаружил, что их формы соответствуют структурам, связанным с расположением звезд в космосе. Прекрасно. Я напишу роман в форме собора. В качестве модели я выбрал Шартрский собор, настоящую жемчужину тринадцатого века, насыщенную символами и скрытыми посланиями.
Я тщательно рисую на большом листе бумаги план собора и стараюсь сделать так, чтобы развитие романа шло в соответствии с его многовековыми ориентирами. Пересечения интриг соответствуют нефам, а важнейшие события — замкам сводов. Этот метод подсказывает мне увеличить число параллельных историй. Письмо становится более ровным, траектории персонажей прекрасно вписываются в эту идеальную структуру.
Я слушаю музыку Баха. Иоганн Себастьян Бах тоже использовал для создания своих произведений структуры соборного типа. Иногда две мелодические линии пересекаются, так что появляется иллюзия, что слышишь третью, хотя никакой инструмент ее не играет. Я пробую воспроизвести этот эффект в романе, когда две интриги накладываются одна на другую, создавая впечатление наличия третьей, на этот раз воображаемой.
Шартрский собор и Иоганн Себастьян Бах являются моей секретной конструкцией. Поддерживаемые этой структурой персонажи обретают объем, и письмо ускоряется. Мне удается писать по двадцать страниц в день вместо обычных пяти. Роман становится все толще и толще. Пятьсот, шестьсот, тысяча, тысяча пятьсот тридцать четыре страницы... Это уже не просто роман, это «Война и Мир у крыс».
Наконец мне это кажется достаточно основательным для того, чтобы быть прочитанным.
Остается только найти издателя. Я отправляю манускрипт по почте в десяток крупнейших парижских издательских домов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Спасибо за Ваш комментарий