Глава седьмая
Другая жизнь
Всё соотносится со всем.
Александр Карташов,
стихийный философ даосист,
Владивосток, 2008
1
Дорога была мокрой, а я спешил, как всегда. Пустой путепровод на Второй речке, 80 на спидометре «Эскудика». Тогда я ещё не пристёгивался. Всё случилось в секунды. Я увидел, как стремительно приближается корма немаленького грузовика, стоящего на правой полосе и мигающего аварийными огнями (знака аварийной остановки выставлено не было). Рефлекторно жму на тормоз, одновременно бросаю взгляд в левое зеркало - можно ли прыгнуть в левый ряд. Нельзя: слева и чуть сзади - «Камрюха», уже идущая на обгон. В кузове «бегемот», машинально отметил я, года примерно 1991 или 1993… На мокрой дороге колёса моментально заблокировались. Машина летела по прямой, не снижая скорости. Скользила на замерших колёсах по воде, как доска сёрфера. Я знал, что это называется «аквапланирование», и понимал, что остановить её уже не смогу. Хорошо, машину хоть не крутило. Понимал и то, что влево уходить нельзя. Но зрелище вырастающей кормы грузовика было невыносимо. В последний момент, отпустив тормоз, я крутанул руль влево. Это не было рациональным решением. Перепрыгнул на левую полосу, напрягся в ожидании удара - сбоку? Сзади? Удара не было. «Камрюха» почти одновременно со мной, видя мою беспомощность, прыгнула ещё левее - на «встречку». Наше счастье, что в эту секунду участок встречной полосы был пуст. Опередив меня, «Камри» вернулась на свою полосу, оказавшись впереди меня. Я понял: пронесло.
В следующий момент из правого окна «Камри» показалась рука, указывающая мне остановиться. Я прижался к обочине, включил «аварийку». «Наверное, сейчас меня будут бить», - вяло подумал я и решил, что это будет справедливо. Я даже не намеревался сопротивляться. Хорошо бы только успеть снять очки - уберечь и глаза, и сами очки. Из «Камри» вышел человек в форме капитана милиции. Видно было, что он сильно возбуждён. Но он сдержался. Выругавшись и убедившись, что я не пьян и не обкурен, капитан пошёл к своей машине.
Что чувствует автомобиль за мгновение до аварии? Передаётся ли ему электрический импульс, ударивший в этот момент по человеческим нервам?
Твои сородичи не оставляют мемуаров. Они просто живут. Исполняют своё утилитарное предназначение, о котором и не догадываются. Но иногда я знаю, что ты чувствуешь. Я перемещаюсь тобой, а ты чувствуешь мной. Этим мы нужны друг другу.
2
Поведение автомобиля на дороге многое скажет о его водителе.
Во Владивостоке обитают сравнительно вежливые водители. Многие из моих земляков со мной не согласятся. Жители каждого более или менее крупного города уверены, что самые безбашенные водители обитают именно в их краях. Побывав в нескольких других городах и ознакомившись с впечатлениями приезжих, я делаю вывод, что это не более чем местечковые мифы.
Бывает всякое. Меня, например, просто бесят водители, перестраивающиеся или паркующиеся без включения поворотника. Но всё относительно. Гости из столиц и сибирских мегаполисов неизменно отмечают необычайную доброжелательность владивостокских водителей. Они всегда готовы пропустить автомобиль, выезжающий с второстепенной дороги или поворачивающий с главной налево. Одним из автоавторитетов, признавших эту удивительную местную особенность, был знаменитый теоретик и практик контраварийного вождения профессор Эрнест Цыганков: «Меня ваш город поражает интеллигентными водителями! Всегда пропустят, на рожон не лезут… Мягкие, хорошие люди, спокойная езда, что еще надо водителю?» А когда в 2008 году к нам прислали (естественно, из Питера) нового начальника краевой милиции, он тут же поделился с прессой своим первым впечатлением: какие, мол, у вас водители хорошие - даже пешеходов пропускают на «зебрах».
Не идеализируя ситуацию, я имею несколько версий для объяснения этого феномена. Возможно, причина кроется в эргономичных современных японских «машинах для людей», которые сообщают их водителям спокойствие, производя психотерапевтический эффект. Комфорт, автомат, суперсалон, кондиционер… Я отдыхаю и даже развлекаюсь за рулём.
По другой версии, неписаный моральный кодекс поведения на дороге вырабатывают «геополитические условия» - особенности ландшафта и дорожной обстановки в конкретном городе. Без взаимопонимания между участниками движения во Владивостоке с учётом его рельефа далеко не уедешь.
Наконец, по третьей версии, не исключающей второй, относительная вежливость наших водителей связана с местными особенностями организации движения. Оно у нас не так зарегламентировано, как даже в соседнем Уссурийске. В других городах необходимость принятия самостоятельных решений сведена к минимуму. Поведение предопределено разметкой, знаками, светофорами, бордюрами. У нас тех же светофоров очень мало. Наработанная коллективным разумом водительских поколений практика подсказывает: пропусти. Кооперация как принцип взаимоотношений между людьми оказывается не только гуманнее, но иногда даже с чисто прагматической точки зрения эффективнее, нежели конкуренция.
Проездив какое то время за рулём, я разработал теорию о том, что в большинстве аварий де-факто виноваты, пусть и в различной степени, оба участника. Очень редки происшествия, в которых виновен только один из них. К такому выводу я пришёл, попав в несколько аварий и проанализировав их подобно тому, как лётчик Покрышкин разбирал свои боевые вылеты. Когда-то меня поразили его мемуары. Пусть даже кем то обработанные, неважно. Если таланта нет - никакой литобработкой его видимость не создашь. Это был мощный интеллектуал-аналитик, добавивший к своим мыслительным способностям квалификацию и опыт авиатехника и навыки лётчика, безупречно подготовленного профессионально и физически. Он выработал собственные, самые современные на тот момент правила поведения в воздухе. Они шли вразрез с официальными, но в итоге были утверждены повсеместно в советских ВВС, получив статус новой тактики истребительной авиации.
Мысленно я начал вносить в правила дорожного движения свои коррективы, отвечающие особенностям реальной обстановки на дороге. Механическое соблюдение правил вовсе не гарантирует безаварийного вождения. Я пришёл к выводу, что мог бы избежать всех моих аварий. Даже тех, в которых виновными справедливо признали других. Достаточно было проявить чуть меньше беспечности. Учесть скорость приближающегося автомобиля в одном случае, принять во внимания плохой обзор другого водителя во втором. Тех конкретных ошибок повторно я уже не совершал. Совершал другие.
Машина стала для меня механизмом познания себя. Я вдруг понял, что я мнителен и неуравновешен. Любая экстремальная ситуация выявляет подлинные качества человека, а вождение - это постоянная экстремальная ситуация. Пешеходы, до неотличимости похожие друг на друга, меняются, сев за руль. Если каждому выдать по автомату Калашникова с лицензией на отстрел недругов, все скелеты мгновенно вылезут из своих шкафов. «Средство повышенной опасности» о четырёх колёсах тоже способствует выявлению этих скелетов. Автомобиль становится инструментом психоанализа. Начиная с выбора автомобиля и заканчивая манерой езды - всё это как почерк, который не спрячешь и не изменишь.
Каждому человеку соответствует вполне определённый автомобиль. Некоторые не чувствуют этого, как другие не имеют музыкального слуха или не умеют со вкусом одеваться. Иногда я вижу, как из автомобиля выходит совершенно неожиданный, не соответствующий ему человек.
Невозможно отрицать взаимное влияние конкретного автомобиля и конкретного человека. Как собака похожа на своего хозяина, так и автомобиль неизбежно перенимает черты внешности и характера своего водителя, и наоборот. Знакомых, имеющих или имевших уже «в наше время» в Приморье отечественные автомобили, я могу пересчитать по пальцам одной руки. Если быть точным, то вспоминаю двоих таких знакомых. Совершенно разные, казалось бы, люди - и по профессии, и по возрасту. Один долгое время эксплуатировал «копейку» родом из 70-х, доставшуюся по наследству от отца. Другой до сих пор ездит на видавшей виды, проржавевшей «девятке» с госномером ещё советского стандарта. Оба - не малоимущие пенсионеры, а вполне обеспеченные и социально активные люди: молодой успешный программист и армейский полковник спецназовец.
В наше время их автомобили в Приморье воспринимались как какое то извращение. Задумавшись над этим, я вдруг увидел у этих людей важные общие черты, которых раньше не замечал. Целеустремлённость, переходящая в упёртость, и здоровое наплевательское отношение к тому, что скажут окружающие. Они относились к машине как к средству перемещения тела из одной точки в другую: лишь бы заводилась и ехала. Я понял, что безмятежно ездить у нас на этих автомобилях могут только такие люди. И наоборот: они, эти люди и им подобные, могут и должны поступать именно так. Я понял их через машины.
Автомобиль вообще помогает почувствовать человека. Прокатиться за рулём чужой машины - всё равно что примерить его одежду и посмотреться в зеркало. Большинство людей - полторашки, это как бы средний рост. Есть немало серьёзных двухлитровых парней. Я и сам ощущаю себя примерно на два литра. По крайней мере, никак не меньше 1,8. А на иного посмотришь - ему и трёх литров мало.
Самовыражение? Внутри меня что то изменилось, когда я увидел патриарха всея Руси в «Мерсе-пульмане». Не на «Волге», даже не на «Тойоте». На «Мерседесе» в лимузинном исполнении - страшно шикарной и дорогой машине. Я не понимаю, зачем патриарху такой автомобиль и как быть с «игольным ушком». Этот факт, именно этот, убил моё пусть и нестойкое желание наконец покреститься. Даже президент не должен ездить в таком автомобиле. Патриарх - вообще за пределами понимания.
Интересно, на каком автомобиле ездил бы сегодня Иисус.
Тоталитарная мода на политкорректность мешает говорить о сравнительных особенностях мужского и женского поведения за рулём. Мне, однако, незачем скрывать то, что я думаю. Уходить в подтексты, аллегории и аллюзии тоже не хочется. Если бы мог, я бы возвёл якобы чукотский принцип «что вижу - то пою» в ранг обязательного человеческого поведения. Вплоть до отказа от ханжеского «о мёртвых либо-либо». Это принято считать цинизмом, маскируя данным словом с негативной эмоциональной окраской более точное понятие - честность.
Итак, к чёрту политкорректность, люди всё равно разные. Мужчина и женщина отличаются, в том числе и психофизиологическими особенностями, что прекрасно. К концу ХХ века управление автомобилем, конечно, уже перестало восприниматься в качестве сугубо мужского занятия. Появление автоматических коробок передач, рулей с гидроусилителем и различных вспомогательных систем, а также рост общей надёжности автомобиля позволил сделаться ему массовой, хоть и недешёвой игрушкой. Вождение стало проще и физически, и интеллектуально (с другой стороны, всё равно поддомкратить машину и заменить колесо мужчине до сих пор легче, чем женщине; и вообще найти общий язык с техникой). Во Владивостоке широкое распространение с начала 90-х японских автомобилей с их автоматами и электроникой, частыми полноприводными версиями даже самых балалаечных машин привело к массовой феминизации водительского корпуса. Многие мужчины читают, что женщины в массе водят хуже. Многие женщины с этим не согласны. Не претендуя на оригинальность, я займу точку зрения мужчин, но с одной поправкой. Если женщины действительно водят в прямом смысле слова хуже (в среднем медленнее принимают решения и слабее следят за дорожной обстановкой вокруг), то мужчины, в которых цивилизация умерщвляет воинов и охотников, осознанно водят автомобиль наглее и рискованнее, получая таким образом ежедневную порцию столь необходимого современному городскому планктону адреналина. Из за этого женщины чаще попадают в аварии с небольшими последствиями в виде царапины на бампере или крыле. Мужчины бьются редко, но метко. Запредельное превышение скорости, выезд на «встречку» - это их прерогатива. Столкновения с припаркованными машинами на стоянке, наезды на бордюры и столбики - это женское.
Отличается сама техника руления. Мужчины чаще рулят одной рукой, даже при активном маневрировании, - небрежно, расслабленно. Мужчина сливается с автомобилем, чувствует его тело как своё, ему достаточно одной руки для контроля. Хотя в автошколе всех учат дер жать баранку непременно двумя руками, мужчины осознанно или неосознанно начинают рулить одной рукой. Вторая может отдыхать или заниматься более важными делами.
Женщина вцепляется в баранку обеими руками даже при движении по прямой. Отчаянно задирает подбородок, если не вышла ростом (мир вообще заточен под мужчин и их размеры; автомобили - не исключение, их делают по мужским лекалам). Именно «держится за баранку», а не держит её.
Моя формула сравнительных гендерных особенностей поведения водителей груба и проста. Все проблемы на дороге создают слишком быстрые мужики и слишком медленные тётки. Утешает то, что это меньшинства. Иначе ездить было бы невозможно.
3
Машина занимает в сознании современного человека примерно то же место, которое раньше занимал конь. Полузабытый советский писатель Михаил Алексеев сейчас мог бы назвать свой известный рассказ «Камрюха», а не «Карюха». Бунин бы написал «…Хорошо бы машину купить». «Мерседес» был прозван «Мерином» не только из-за фонетического, но и из-за семантического созвучия. Мы до сих пор поём про «коня моего вороного», но эти песни становятся всё дальше от жизни. Когда-то они произрастали из реальности. Песенный конь не был метафорой, он был именно живым, конкретным конём. Сейчас, когда большинство не ездило верхом ни разу, сочинять про «мои мысли - мои скакуны» уже фальшиво. Почему мы не поём про офисы и кредиты - эта реальность слишком скучна и не вдохновляет?
Иногда про предметы окружающей действительности всё же поют. «Любимая мояа а а, Тойота Целика а а а…» - тянул наш местный суперстар Иван Панфиlove, впоследствии, естественно, променявший Владивосток на Москву. «Я выключаю телевизор…» - ещё раньше пел советский музыкант Виктор Цой. Вскоре он принял смерть на прибалтийской трассе от своего коня марки «Москвич», не соблюдя собственный завет «следи за собой». Сейчас бы он мог спеть про интернет, мобильники и всё остальное. «Учите матчасть!» - было сказано задолго до того в фильме другого всенародного артиста - Леонида Быкова. Которого самый правильный в мире левый руль его «Волги» тоже не уберёг от гибели на другой трассе советской империи, ныне также ставшей заграничной.
Машина сочетает в себе качества не только коня, но и оружия - этой столь необходимой мужчине игрушки, одной из немногих, позволенных нынешней смирительной эпохой. Мужчина без оружия - что женщина без ребёнка. Не каждый осмелится взять в руки, преступая законы общества, запрещённый убивающий огнестрельный предмет. А транспортное средство повышенной опасности - послушный руке металлический болид с целым табуном под капотом - доступен любому обывателю. Доминирование, Фрейд, социальный статус, либидо, самовыражение и всё такое.
Старое слово «автолюбитель» давно утратило актуальность. В советское время любители противопоставлялись профессионалам. Поначалу автолюбителей было не так много. Это были чудаки вроде тех, что на досуге мастерили из промышленных отходов радиоприёмники и назывались «радиолюбителями». Сегодня уместнее употреблять нейтральные «водитель» или «автомобилист». «Автолюбитель» же получает новую трактовку: так можно назвать человека, который любит свой автомобиль. Для которого машина - не просто агрегат для перемещения своего тела в пространстве, наподобие лифта или трамвая. Ведь можно на ежедневное такси тратить сопоставимую сумму и при этом чувствовать себя гораздо свободнее и безответственнее, избавившись от целого ряда рисков и обязанностей. Но люди хотят именно обладать автомобилем. Автомобиль, как собака, стал членом современной семьи.
Когда-то потребности человека не менялись веками. Возможно, это свидетельствовало об их естественности. Сейчас то и дело появляются новые потребности, не все из которых одинаково оправданны. Понятно, что, раз изобретён телефон, человечеству было бы глупо от него отказываться и возвращаться в пещеры. Но без «двухсот сортов колбасы», за которые определённая часть общества согласилась отдать на заклание Империю, нормальный человек обойдётся. Они ему не нужны.
Это род наркомании. Потребительской наркомании. Возникает (точнее, создаётся) потребность, ранее не существовавшая и, значит, не являющаяся естественной. В мире действует целая индустрия по созданию потребностей и по подсаживанию людей на эти новые потребности. После проведения серии определённых манипуляций человек пропадает. Ему оставляют безальтернативный, как Путин с Медведевым, выбор. Либо удовлетворять свою новую зависимость, регулярно принося на её алтарь новые жертвы, либо попытаться избавиться от неё, пройдя сквозь мучительные ломку и лечение и прослыв безумцем.
Я - законченный наркоман. Я не могу и не хочу лечиться от этой, отдаю себе отчёт, неестественной зависимости. Когда заболевает машина, заболеваю и я. Лишённый машины, я переживаю настоящую ломку и ничего не могу с собой поделать, даже понимая своим разумом ничтожность случившегося. Разум не может перехватить инициативу, в этот процесс включаются какие то иррациональные, может быть, и биохимические факторы. Действительная или мнимая неисправность автомобиля повергает меня в депрессию. Исправную машину я с удовольствием ощущаю как собственное пока ещё молодое и сильное тело. Я получаю вместе с машиной удовольствие от полёта по хорошей дороге и напрягаюсь вместе с ней при штурме крутых подъёмов или травмоопасном ковылянии по колдобинам. Мне страшно от мысли, что я могу потерять зрение, рассудок или стать нищим. Ведь это будет означать невозможность обладания машиной.
Теперь я ещё тяжелее переношу похмелье. К физическим страданиям примешивается непозволительность сесть за руль, пока из организма не выйдет спирт до своей последней летучей молекулы. Одновременно я рад, что в качестве противовеса алкогольной у меня появилась другая неестественная зависимость - тяга к машине. Она удерживает меня от реализации альтернативного, алкоголического сценария моей жизни. Машина - моя кодировка. Тем более замечательная, что она носит мягкий, временный характер.
Машина - моя терапия. Сколько часов я провёл в бесцельных гонках по дорогам муравейникового Владивостока и мелькающего пригорода! Нарезал круги, наматывал километры на привода, сжигая бензин, охлаждая нервы и насыщаясь энергией, как аккумулятор электричеством. Я возбуждался и успокаивался одновременно. Машина ускоряет моё мышление и мои движения, то есть увеличивает саму скорость жизни - количество действий, которые я успею совершить в единицу отмеренного мне короткого, слишком короткого отрезка времени.
Автомобиль не задумается, чтобы в пиковой ситуации пожертвовать собой. Сложиться пополам, разбить навсегда своё лицо, умереть - только чтобы сохранить в целости черепок с мягкотелым человеческим существом высшего порядка. Я навсегда останусь благодарен той машине, которая, подобно камикадзе, разрушила своё тело, не дав появиться ни царапине на моём.
У представителей так называемых творческих профессий есть мода работать дома, без регулярного посещения офиса (крайнее крыло поборников этой моды даже переходит на ночной режим существования). Мне не нравится эта мода. Надо работать там, где тебя не отвлекают диван и телевизор. И, главное, на работу надо ездить. И именно ездить на машине. Двигаться, воспринимать ежедневно какое то количество фрагментов и картинок мира. Смотреть на живых двигающихся людей. Не так приближенно, как в автобусе или на улице, но и не так удалённо, как через телевизор.
Автомобиль - один из самых интересных культов современного общества со своими алтарями, жрецами и жертвами. Мы управляем машиной, а она - нами. Машина дарит свободу и даёт в нагрузку несвободу. Новые возможности уравновешиваются новыми зависимостями. Замечательный Илья Кормильцев (он умер, а последние мысли - так и висят навечно на его блоге, этом виртуальном памятнике) считал частное автомобилевладение «одним из самых страшных соблазнов и пороков современного человечества». Культ автомобиля, считал поэт Кормильцев, «есть худшее проявление консумеризма, социальной спеси и обезьяньих инстинктов альфа самцов». Я тоже вижу (хотя и под другим оценочным углом) в новом человеческом культе автомобилизма проявление древних инстинктов, ранее выражавшихся в иных формах - в том же «лошадизме» или «частном коневладении». Мне самому неприятны мальчики-мажоры в безупречных костюмчиках на драгоценных, не заработанных ими автомобилях. Стремление производить впечатление на окружающих, впрочем, всё равно останется свойственной человеку чертой. Этому стремлению в той или иной степени (начиная с причёски и одежды) подвержены все без исключения. Это природа человеческая, и если поэт самоутверждается в своих текстах, то массовому человеку остаются автомобили. Что есть жизнь человека, как не самоутверждение - в любви, работе, детях? Комплексов нет только у покойников. Мне хорошо от мысли, что у меня есть машина, которую я честно заработал (я вообще против дарения автомобилей) и которой сам с удовольствием и не без лихости управляю. Мне достаточно этого. У меня нет ни собственной квартиры, ни даже костюма с галстуком. Мобильный телефон у меня - самый дешёвый, класса «лишь бы звонил», и не потому, что на другой не хватает денег. Мне наплевать на атрибуты современного успешного человека, как наплевать и на самих современных успешных человеков. Я равнодушен к быту, мне ненавистны слова «ремонт» и «отдых». Ремонт оправдан только в том случае, если что то сломалось и не может функционировать. То же самое - отдых, под которым сегодня понимают немотивированное безделье. Они так хотят «отдыхать», как будто рубили в шахте уголь, а не гоняли в офисе чаи. Они хотят сменить обои просто потому, что старые им надоели.
При всём при этом я никогда не смогу добровольно отказаться от машины. Может быть, это каприз и непоследовательность. Или дело в том, что машина для меня - канал связи с многими важными вопросами. Такими, как жизнь, смерть, свобода, любовь, красота. Совершенство, развитие, движение. Со всеми вопросами, о которых стоит думать в течение жизни. Слишком скоротечной, чтобы позволять себе роскошь думать о вещах вроде обоев, новой мебели, пластиковых окон и тому подобной ерунде.
Автомобиль - это развитие идеи человека. Человек невероятно ограничен во времени и пространстве. Он слаб и быстро смертен. Только в мышлении ему дана свобода. Он мобилизовал мышление на то, чтобы сообщить своему телу большую степень скорости и свободы, и придумал автомобиль. К концу ХХ века обычной практикой стали массовые полёты по дорогам на смертельных для человека скоростях в жёстких металлических контейнерах, внутри которых сидят студенистые улиткоподобные люди. Так по-новому реализовался старый миф о кентаврах. Когда человек садится в автомобиль, происходит мистический акт возникновения нового качества. Ничтожный кусок несовершенной плоти приобретает скорость птицы, мощь табуна, броню моллюска. Это и есть биомеханический моллюск. Человек, как бездомный рак отшельник, подбирает себе по мере вырастания новые удобные раковинки. А слепая и глухая машина приобретает зрение, слух, интеллект. Как ей, должно быть, страшно лететь вперёд, ведь ей приходится всецело доверяться мне. Её псевдоглаза, галогеновые или модные ксеноновые, - всего лишь лампы. Она видит моими зрачками, только со мной становясь полноценной. И я становлюсь полноценным с ней, обретая крылья, которых так не хватает человеку. Мои нервные окончания разрастаются до её чёрных колёсных протекторов, под которыми я чувствую каждый камешек.
Я - её разум. Она - мои железные мышцы. Наконец-то мы нашли друг друга. Человек сотворил себе машину, как Бог - человека. Мы обрели друг в друге то, чего недостаёт каждому из нас в отдельности. Мы утолили друг другом наши фантомные боли. Я смог передвигаться, а ты увидела смысл в своих передвижениях. Мы стали одним целым, притёрлись, как притёрты к стенкам твоих цилиндров поршни. Мои русские ноги приросли к твоим японским педалям. Метисы обычно красивы и жизнестойки. Вот чего мне не хватало для ощущения цельности и гармонии. Вот почему опросы на автосайтах типа «Сколько должен стоить бензин, чтобы вы перестали пользоваться автомобилем?» для меня равносильны опросам «Сколько должна стоить еда, чтобы вы перестали есть». Или воздух, чтобы перестать дышать. Есть порог стоимости, после которого дыхание станет нерентабельным?
В машине живет человеческий дух. Это одна из причин того, почему машины так различаются между собой. Когда я смотрю на «Ладу», я понимаю, как это было сделано. Когда смотрю на «Тойоту» - не могу до конца поверить, что это произведено человеческими руками. Любой шедевр создаётся, вроде бы, конкретным человеком, но вот как, каким образом он сумел так организовать эти слова, или звуки, или краски?
Это чудо, настоящее чудо. Я смотрю на дорогу, забитую автомобилями, и понимаю: значит, там внутри всё работает, все эти их хитроумные загогулинки функционируют правильно. Масло смазывает, антифриз охлаждает, поршни ходят, коленвал вращается, передавая своё движение приводам и колёсам… Как он вообще может работать, этот мотор, и как он мог быть создан человеком? Я бы не поверил в это никогда, если бы не видел подтверждение чуда ежедневно. Может быть, всему виной моя гуманитарная близорукость и технический кретинизм. Но я всё равно вижу в машине произведение искусства, которое ещё и ездит. Особую нежность я испытываю, видя на дороге откровенно старые, разменявшие третий или четвёртый десяток машины. Они незаметно перемещаются из презираемого разряда трахом и вёдер в почитаемый класс ретромобилей. И если находится настоящий ценитель, озаботившийся реставрацией и полировкой, то на них начинают оглядываться, рискуя попасть в аварию, все водители в потоке.
Автомобиль - это музыкальный инструмент, до которого далеко знаменитой, но такой примитивной флейте водосточных труб. Кажется, я и красоту начал понимать через автомобиль. Природа и живопись не трогали меня. Я не запоминал красок леса, даже лиц людей никогда не мог запомнить с первого раза. О красоте моря вообще никогда не думал, как не думал о красоте воздуха, которым дышу, или асфальта, по которому хожу. На оттенки я не обращаю внимания до сих пор. Цвет остаётся для меня не эстетической, но идентификационной категорией.
До какого-то момента точно так же было и с машинами. Сейчас я по какому-то неуловимому контуру, мелькнувшему вдали, угадываю марку и год выпуска, иногда даже себе не умея внятно объяснить, на основании чего сделал такой вывод, и наслаждаюсь. Улыбаюсь симпатичным мне автомобилям, морщусь, видя некрасивые. Машины не исчерпываются «средством передвижения», как не исчерпываются этим же определением божественные женские ноги, которые мы никогда не назовём «ходовой частью». Красота присутствует или должна присутствовать во всём. Ветровое стекло стало оптикой, давшей мне новое зрение. Волшебными очками, пусть даже розоватыми. Я увидел, что самое безумно красивое море бывает осенью, уже в октябре, когда воздух прозрачен до собственного отсутствия и море приобретает умопомрачительно сочный цвет. А ветер гонит барашки - осенние, предзимние барашки, похожие на скорый первый снег.
Я никогда не смог бы жить в деревне. Для моей эстетики обязательны аромат бензина, чернота асфальта, покрышки, употребляемые в качестве клумбочек, для ограждений и как судовые кранцы. Запах водорослей, который считается запахом моря, как небесная синева ошибочно считается его цветом. Это городская, урбанизированная красота. Почему я не художник? Я бы изображал на своих картинах - их. Пароход в Японском море, увешанный гроздьями автомобилей. Разгрузка в порту Владивостока или в Зарубино, машины, парящие на талях. Нелегальная «стихийная» стоянка где нибудь на улице Нейбута зимой - вершина сопки, постоянный ветер и мёрзнущие щегольские тела иностранных городских автомобильчиков. Дорога. Пробка. Авария. Морг авторазборки. Ржавый скелет в кювете на спуске с Шаморского перевала. Я бы писал только их - чистых и грязных, дорогих и дешёвых, здоровых и больных, живых и мёртвых, спортивных и рабочих, погибающих и процветающих, больших и маленьких, молодых и пожилых. Я снимал бы про них вдохновенные фильмы, от мыльных опер до триллеров.
Мне кажутся никакими или откровенно уродливыми автомобили, сделанные в России или Франции, не говоря уже о каких нибудь китайских. Система «свой-чужой» в действии. Я стою и ласкаю глазами японские кузовные формы, как будто переслушиваю любимую музыку. Мне знаком каждый их изгиб, выражение каждой фары. Даже сев в отличную «американку» или «европейку», чётко чувствую: хорошо, но - не то. Не наше.
Я вижу в машинах и в постоянной смене их поколений стремление к совершенству, идею непрекращающегося развития. Когда производитель приближается к совершенству максимально близко, как гипербола к оси, получается шедевр. Чудо высокоорганизованной материи - причём рукотворной. Здесь вроде бы отсутствует божественный фактор, и это удивительнее всего. А какое у них биоразнообразие! Как стремительна их эволюция по сравнению с человеческой, которая то ли продолжается, то ли закончилась, то ли её вообще не было. Тут всё происходит на наших глазах: они мигрируют, меняя ареалы обитания, влюбляются друг в друга, скрещиваются, мутируют, переходят на новые уровни развития. Рядом с человеческой цивилизацией вот уже несколько столетий живёт и развивается цивилизация механическая, эволюционирующая в механико-электронно
Автомобиль быстрее человека устаревает физически и ещё быстрее - морально (человек морально не устаревает вообще). Слишком быстро приходят новые поколения, с каждой сменой которых машины делают очередной рывок вперёд. В этом смысле наши творения совершеннее нас. Нас, которых некому или незачем модернизировать. Логику человека, придумавшего машины, понять проще, чем логику Бога, создавшего человека.
Машина - это современная Вавилонская башня, то есть попытка приблизиться к Богу, овладеть его ноу хау. Клонирование, генная инженерия, искусственный интеллект, нанотехнологии, геология, не ограничивающаяся утилитарным поиском ресурсов, а в конечном счёте докапывающаяся до механизмов появления Вселенной, - всё это попытки понять Бога. Пока я не вижу иного смысла существования человечества.
4
Где-то я читал, что профессиональная лётчицкая традиция называть самолёт в женском роде - «машиной» - пошла от первых авиаторов, отчаянных полукамикадзе начала ХХ века. Имелась в виду женская склонность тогдашних ненадёжных аэропланов к необъяснимым капризам. С тех пор сгорело немало бензина, но машина - она и есть машина. Какой водитель не знает, что после помывки автомобиль едет шустрее? Тот же эффект наблюдается после замены масла, полировки, химчистки, любого мелкого ремонта. Обосновать это рационально невозможно. Есть, конечно, материалисты, утверждающие, что грязь ухудшает аэродинамические качества предмета и поэтому снижает разгонные характеристики, но я-то знаю, что у вымытой машинки просто улучшается настроение.
Какой водитель не занимался утром «шаманскими танцами» вокруг машины, не желающей заводиться по необъяснимой причине, а потом вдруг пожелавшей - тоже без какого-либо рационального объяснения?
Существует целый неписаный свод различных примет и суеверий. Тот, кто, продавая автомобиль, оставляет новому хозяину в баке бензина на самом донышке, обязательно хлебнёт горя со своей следующей машиной. Помыть авто - к дождю, снегу или другой непогоде, способной моментально свести результаты мойки на нет. Машина имеет склонность быть битой в одно и то же место. Бывают несчастливые машины, от которых следует поскорее избавляться (как вариант - машина может невзлюбить одного конкретного хозяина, но быть шёлково нежной с другим). Решил продать машину - ни в коем случае не говори об этом в присутствии самой машины. Она обязательно обидится и что нибудь выкинет. «Продажная», на выданье машина склонна ломаться и попадать в аварии. Лучше всего вообще на ней не ездить: помыть, поставить и ждать покупателя. Поговорите с водителями, и вы услышите массу историй вроде: «Был у меня «Кариб», машина беспроблемная, хоть и старенькая. Решил купить что то посвежее. Нашёлся на мой «Кариб» покупатель, и началось: в один день отказал спидометр, порвался тросик ручника и засвистели ремни. Не хотел со мной расставаться!»
Эту же закономерность возможно обернуть в свою пользу. Если машина вдруг начинает барахлить, вслух пригрозите её продать. Бывает, это помогает и все неисправности исчезают сами собой. Как-то я даже стал свидетелем необъяснимого устранения вмятины на кузове - стигмат наоборот.
Машина может ревновать хозяина. Может глохнуть без причины. Может завестись после психотерапевтического вмешательства в виде ласкового протирания фар и постукивания ногой по колёсам.
Однажды я не мог протрезветь в течение четырёх дней (ситуация для меня нетипичная, просто так получилось). Для машины, скучавшей все эти дни на стоянке, столь долгое моё отсутствие было практически беспрецедентным. Я, конечно, иногда уезжал в командировки, но это - причина уважительная. К тому же я всегда ставил её в известность о периоде своего предполагаемого отсутствия. А здесь я просто был пьян и вдобавок не предупредил её. Придя наконец на стоянку, я увидел, что старый и давно залеченный скол на ветровом стекле вырос в полноценную трещину. Обиделась…
Как и в педагогике, существуют как минимум две основных школы обращения с автомобилем. Согласно первой, машина благодарит владельца за хорошее к ней отношение. Согласно второй, не стоит относиться к машине слишком хорошо - она может стать разбалованной и капризной. Думаю, что обе школы состоятельны. Следует делать поправку на индивидуальные особенности каждого автомобиля.
Эти особенности очевидны, как и половые различия между автомобилями. В общем автомобиль символизирует скорее мужское начало. Под автомобилем, как и под абстрактным «человеком», понимается в первую очередь мужчина - таковы особенности нашего мужского общества (опечатался и написал «мудского» из-за близости букв «ж» и «д» на клавиатуре; не лишено смысла). Автомобиль воплощает идею активного движения вперёд, экспансионистского покорения пространства. Та же самая идея заложена в безусловно мужских по своей сути снаряде и сперматозоиде. Это нечто выстреливающее и оплодотворяющее, даже если оплодотворяющее наоборот, как это делает пуля (по форме выражая идею мужского оргазма, по сути она стремится произвести действие, противоположное зарождению новой жизни).
В то же время существуют автомобили-мужчины и автомобили-женщины. «Ниссан Сафари», если попытаться его очеловечить, - это огромный мощный мужик, грузный, повышенно волосатый. «Тойота Целика» - хрупкая, но сильная юная гимнастка. Есть промежуточные модели, как и у людей встречаются излишне мужественные женщины и женственные мужчины. В среде автомобилистов распространены дискуссии по вопросам установления пола той или иной модели и даже какого-либо её конкретного экземпляра.
Водители относятся к автомобилям как к живым существам. Дают им нежные прозвища. Иногда - производные от модели, как «Лёва» от Levin, или «Карюша» от Carina, или «Ипа» от Ipsum, иногда - произвольные. В случае с такими марками, как Toyota Nadia, собственно, и альтернативы нет, Надя - она и есть Надя. «Зайчик», «малыш», «ласточка», «красавица», «девочка» - или «корыто», «ведро», «трахома»… Хозяева разговаривают с машинами. Делают им подарки. По номеру кузова можно легко узнать если не день, то месяц рождения. Моя нынешняя, я проверял, появилась на свет в ноябре 1997 года, и я помню это.
Супруги нередко ревнуют автомобилистов к машинам. Не удивлюсь, если где то в гаражных катакомбах процветают извращения - какие то сексуальные связи с автомобилями. Человек способен на всё, а у машин, безусловно, имеется сексуальность. Они не только функциональны, но и привлекательны.
Мне удивительно, почему до сих пор нигде не появились настоящие кладбища машин - с памятниками, табличками и оградками.
Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
5
Если считать вместе с машинами, население Владивостока уже давно перевалило за миллион.
Созданные человеком по образу его и подобию, автомобили и дышат как человек. Вдыхают кислород и питательные бензиновые пары, выдыхают углекислоту с водяным паром, который на морозе становится белым облачком. Некоторые машины - левши, их лючок бензобака находится справа. Кровь с её разноцветными тельцами машине заменяют разноцветные же технические жидкости, которые питают, смазывают и охлаждают раскалённые железные внутренности её пламенного сердца. Строго отмеренное количество его ударов отсчитывается оборотами коленвала. Самое чувствительное место автомобиля, его солнечное сплетение - кнопка клаксона.
Машина ведёт себя подобно живому существу. С каким удовольствием она разбегается, наконец выбравшись из давки дорожной пробки - кажется, даже не нужно нажимать на педаль газа. Машины болеют, как человек, - чихают, кашляют, «температурят», переживают детские болезни и старческую немощь, маразмируют, теряют сознание. Потому ли только, что человек делал машину похожей на себя или же здесь проявляется какой то фундаментальный закон жизни? Схожи и методы лечения. Амбулаторное, стационарное, химическая атака лекарствами, хирургическое вмешательство и как итог всего - «вскрытие покажет».
Человек тоже похож на машину. На холодную я не только туплю, а, бывает, и постукиваю. Приходится основательно прогревать себя по утрам - и голову, и ходовую часть. Стимулировать организм завтраком с обязательным мясом и кофе. Лучше всего ещё и горячей ванной, чтобы начать нормально реагировать и перестать натыкаться на углы в кухне.
Машина совершеннее меня. Просыпаемся мы с ней одинаково: прогреваемся, с трудом вспоминаем себя. Но я завидую тому, как она засыпает - «на раз», по команде. Я так не могу.
Если остановится её сердце, необратимого не случится. «Страху нет, всё делается», - скажет надёжный промасленный мастер, протягивающий для рукопожатия не ладонь, а запястье. Для человека сердечные раны слишком часто смертельны. Человек умирает, не успев ещё износиться, выработать свой и без того несерьёзный ресурс. Он бы тоже ещё походил. Но происходит отказ одного органа, мотор ловит клин, и всё. Если немедленно не вмешается механик по людям, человека придётся отправлять не на разборку даже, но сразу на утилизацию путём сжигания или закапывания в землю.
Мы ещё не освоили технологий, позволявших бы в случае отказа человеческого сердца, не торопясь, менять узел в сборе и вновь заводить мотор. Из человека в минуты уходит нечто, называемое жизнью, после чего начинается стремительный и необратимый физический распад. Но зато мы изобрели машины, которым не страшен отказ любого из органов. Даже от умершего авто можно взять его уцелевшие части и приспособить к живым машинам. Эти органы не портятся от самого факта смерти автомобиля-донора и могут годами храниться на разборках.
В других отношениях машины уступают человеку. Они не способны к регенерации. Они не автономны. Они слишком зависимы от человека - существа саморемонтирующегося, хотя и ему бывает необходимо вмешательство профессиональных докторов.
Я здороваюсь с машиной по утрам и прощаюсь вечером. Она приветствует меня миганием аварийной сигнализации, если я заранее, с брелока, заведу её. Ей ведь тоже надо проснуться, привести себя в порядок. Когда русская, собранная под Петербургом «Камри», впоследствии своим ходом дошедшая до Владивостока (она и сейчас попадается мне иногда на дорогах), объявила о создании своего блога, я воспринял это как должное.
Никому не придёт в голову окружать таким шлейфом мистических представлений микроволновку или холодильник. Даже люди, заявляющие, что им «всё равно, на чём ездить», лукавят. Автомобиль, когда то бывший именно и только роскошью, продолжает умножать свои статусы. В машине можно спать, бриться, варить кофе, работать, обедать, заниматься сексом (в чём преуспевают американские подростки, как известно, поголовно теряющие свою так называемую невинность на задних сиденьях, а также российские женатые мужчины). Появились офисы на колёсах и дома-трейлеры. Машина занимает в мире человека всё больше места, претендуя на то пространство, которое раньше занимали иные предметы.
Дерсу Узала, приморский «гольд»-нанаец, воспетый Арсеньевым и позже Куросавой, был прав, называя «люди» абсолютно все предметы и явления - от изюбров и тигров до костра, винтовки и железной дороги. Неграмотный таёжный старик одушевлял всё окружавшее его и в этой языческой картине мира жил и функционировал гораздо гармоничнее и эффективнее, чем Арсеньев - очарованный странник и горожанин. Именно Дерсу предвосхитил расцвет зелёных движений ХХ века. Солнце он называл «самый главный люди»: если «его пропади - кругом все пропади».
Одушевляя машину, я далёк от того, чтобы её очеловечивать. Это просто какая-то другая форма жизни. Низводить автомобиль до куска железа - всё равно что низводить человека до куска мяса, до «двуногого существа без перьев». Наша тварность, сотворённость не уничтожает нашей живости и некоторой самостоятельности. Почему же рукотворность машин должна свидетельствовать об обратном? Если мы не возражаем против определения человека как «образа и подобия», следует предположить, что и человек способен сотворить новую форму жизни, тем более что он давно распробовал все запретные плоды.
Я действительно не понимаю, почему мы не должны считать машины живыми. Почему мы называем живым только то, что появилось на свет подобно нам самим, тем же способом. Где вообще грань между живым и неживым? Человек до сих пор не знает, что такое жизнь, он предпринимает вечные попытки сформулировать неформулируемое. Мне представляется, что жизнь - это некие нематериальные (или не совсем материальные, двойственной либо неизвестной пока нам природы) связи. Поля, которым для их существования необходима прочная материальная основа, - тело. Эти напряжения, эти возникающие между материальными, понятными до винтика органами-агрегатами импульсы - и есть душа. Она не спрятана в каком то определённом месте, как сердце или мозг. Она - нематериальное поле из разрядов, подобных электрическим (или не подобных вовсе, но так будет понятнее). Поле, которое может быть нами воспринято лишь при наличии материального тела, организованного определённым образом. Машина, конечно, кусок железа, как и человек - кусок мяса. Но в обоих случаях это не исчерпывающие определения. Каким образом это железное мясо организовано, какие там образуются связи, как из него возникает чудесное новое качество?
Машина и в этом подобна человеку. Человек - чудо возникновения нового качества на стыке известных сущностей. Из них, примитивных, из грубого мясного цемента, возникает нечто необъяснимое - нового, высшего порядка. То же - и машины. Мы просто привыкли к ним, как привыкли к настоящему, непостижимому, но очевидному чуду - рождению ребёнка, возникновению личности ниоткуда. Мы не замечаем чудесности этого чуда только в силу его обыденности. Эта привычность к чуду, однако, не дала нам понимания того, откуда берётся жизнь и что она такое вообще.
Тем более мы не задумываемся над тем, как из штампованного железа, пластмассы, резины и жидкостей возникает прекрасное механическое животное. Пусть не белковое. Давайте назовём это нефтяной формой жизни. Именно такой жизнью, кажется, и живёт Россия все эти коматозные годы.
Интересно, какой у них рай. Я представляю скоростной автодром, где всегда свободные дороги, и вечно новые машины, и самый лучший в мире японский бензин. Там нет даже автомоек, потому что отсутствуют пыль и грязь. Там обитают трезвые чистые механики, хотя они тоже ни к чему - в раю не бывает ни поломок, ни аварий. Их рай похож на мой. Каждый выбирает себе иллюзии по вкусу.
А может быть, в машины вселяются души людей?
Я подхожу к окну и смотрю на клумбочки из старых покрышек. Всюду жизнь, можно спуститься, подойти поближе и разглядеть, что именно растёт в круглой серединке - цветы или деревце. Рассмотреть, какая это была резина - зимняя, летняя, прочитать обозначения марки и размерности. Определить, стёрлась ли она до талого или была убита, разорвана в аварии. Теперь, после завершения своей жизни, она помогает живому, растущему из земли существу пополнять атмосферу кислородом.
Первые ассоциации со словом «солярка» - вонь, гарь, чёрная выхлопная копоть, мазутные пятна на асфальте. На самом деле это прекрасное слово. Именно просторечное «солярка», а не «дизельное топливо», образованное примитивно, от фамилии Рудольфа Дизеля.
В этом слове спряталось солнце.
Вытягивая из морской воды трепещущую рыбу, я всегда по-детски удивляюсь. Каким образом из этого рассола вдруг возникло столь совершенное существо - жирное, чешуйчатое, мускулистое, хладнокровное и очень жизнелюбивое? Такое же чувство я испытывал, когда на заводском аэродроме едва не забытого Москвой и Богом приморского «Прогресса» в 2008 году сумели наконец поднять в воздух первого «Аллигатора». Новый двухместный боевой вертолёт, потомок «Чёрной акулы», которой так и не дождалась наша армия. Из хаотического скопища химических элементов непостижимо, как музыка, сотворился, выкристаллизовался и взлетел идеально сочленённый организм.
Я не противопоставляю организм механизму, рассматривая последний как частный случай первого. «Аллигатор» крутился, поигрывая мышцами и лопастями, над площадкой заводского аэродрома. Её окружали зелёные, покрытые тайгой сопки. Где-то среди них таким же чудесным образом рождаются другие прекрасные боевые машины - уссурийские тигры. На конце прозаического зелёного травяного стебелька вдруг возникает чудо цветка, а из земли и воды вымахивают брёвна кедров.
Идя между рядами автостоянки, я оглядываюсь, как заколдованный. Галлюцинирую, слышу каждую ноту машиньих моторных симфоний. Даже если они стоят заглушенные, всё равно у каждой своё лицо и даже своё выражение этого лица, свой типаж, психологический портрет, пол, возраст. Утром они спят. Спят стоя, как лошади, и видят свои автомобильные сны о Японии. Начинают просыпаться. Старик «Датсун» - тяжело, с натугой, выдохнув в атмосферу облачко чёрного солярового дыма и скрипнув ремнями. Молодая тигрица «Веросса» - без малейшего усилия, моментально войдя в тонус, как просыпается тренированный боец. Маленькая «Сузучка» досыпает последние минуты. Ей снится, что она скоро вырастет и станет настоящим богатырём, вроде «Ниссан Сафари», стоящего рядом. «Сафарь», седой и ещё крепкий, улыбается - «Сузучка» пробудила в нём отцовское чувство. «Как она восхитительно молода!» - думает он, внимательно прислушиваясь к прогреванию своего многолитрового дизеля. Невесть как затесавшийся на нашу стоянку глазастый «Мерс» вполголоса ругается по-немецки на ранних пташек, мешающих ему спать…
Дух дышит, где хочет. Мне даже не очень важно, происходит ли всё это на самом деле или только в моём сознании. Жизнь и действия человека в гораздо большей степени определяются не объективной реальностью, а мифами - восприятиями и представлениями, имеющими разное отношение к действительности. Представление о мире важнее, чем сам мир.
Даже отказавшись от признания рукотворных самодвижущихся механизмов живыми, мы должны констатировать зарождение новой религии - автомобилизма. Ещё не формализованной, но де-факто уже существующей и обладающей всеми признаками религии. В ней есть свои священники, алтари и библии, свои мученики и еретики. Каждого получающего права я воспринимаю как новообращённого. Я не идолопоклонник и вообще равнодушен к вещам, но не могу относиться к машине как к вещи. Мне представляется, что даже у самого завзятого атеиста имеется некий иррациональный орган религиозного восприятия мира. Иногда он используется не по назначению, обращаясь на предметы, в системе традиционных представлений не имеющие религиозного измерения.
Это не всегда чётко формулируется, но для меня очевидно, что московскими чиновниками, объявившими крестовый поход на еретиков-праворульщиков, движет чисто религиозный пафос. Наивно считать, что их волнует безопасность дорожного движения либо судьба российского автопрома или что дело только в коррупционной подоплёке и желании угодить кремлёвскому начальству. Идеи вообще влияют на поведение человека гораздо сильнее, чем это стараются представить монетаристы рыночники.
Первыми праворульщиками были еретики всех мастей, горевшие на кострах. Олег Щербинский - их прямой наследник, хотя он и не стал в полном смысле слова мучеником праворульной идеи, добившись оправдания. В нулевые в России стало ощутимо подмерзать. Правый руль как индикатор внутреннего политического климата моментально это отразил. Любое инакомыслие теоретически чревато революцией. Поэтому таких вещей государственная машина не прощает. Она действует не из жестокости даже, но из инстинкта самосохранения.
Автомобилизм - подходящая религия для общества потребления. Более того, можно экстраполировать ситуацию в будущее и предсказать зарождение религии уже у самих автомобилей - по мере развития их интеллекта. Возможно, они станут поклоняться человеку, создавшему их. Но пока что человек поклоняется собственным творениям. Не является ли и человечество религией Бога? Если он сотворил культ из созданного им человека, как человек из созданной им машины, это объясняет невмешательство Бога в происходящий на планете беспредел.
Глава восьмая
Год Огненного Зубра
- Надо идти, - повторил Остап. -
«Антилопа» была верная машина,
но на свете есть ещё много машин.
Скоро вы сможете выбрать любую.
Ильф Петров, «Золотой телёнок»
Никакого конца света не будет!
Академик Жорес Алфёров,
Владивосток, 2008
1
В конце ноября пошёл первый снег. Мне надо было выжечь бензин, который я морозным утром заподозрил в «палёности». Выжечь, как это делают самолёты, кружась над аэродромом перед аварийной посадкой. С той разницей, что они боятся неудачно сесть, а я боялся, наоборот, не взлететь, то есть не завестись назавтра.
Я решил прокатиться до центра города. Минуло девять вечера, пробок быть уже не должно. Машина находилась во дворе - я ещё не отгонял её на стоянку. Вышел из дома, сел, завёл, пристегнулся, с удовольствием готовясь тронуться. В нескольких метрах от машины стоял энтузиаст неопределённого в темноте пола и возраста. Энтузиаст установил на землю штатив с фотоаппаратом и снимал процесс снегопадания, наставив объектив в небо, как зенитное орудие.
Пробки были. То ли ещё - из-за конца рабочего дня. То ли уже - из-за снега. Подморозило, и первая, ещё мокрая порция снега превратилась в наледь. Скользили вниз, рывками карабкались вверх, бились боками и углами первые неудачники. Один из них чуть было не подставил своё крыло и мне, начав зачем то тормозить в пол на скользком участке. А снег продолжал падать на эту странную азиатскую землю, частично одетую в плохой асфальт. Землю, каким то непонятным образом ставшую русской и вот уже полтора столетия русской остающуюся. Надолго ли нас хватит?
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Спасибо за Ваш комментарий