Первая смерть. Москва Россия. Коронавирус. Притча о умирающих

В Москве скончалась пациентка, у которой был диагностирован коронавирус. Женщину 79 лет госпитализировали 13 марта. Ее вначале отправили в частную клинику, провели тест, обнаружили коронавирус и перевели в инфекционную больницу № 2. Здесь она и умерла 19 марта в результате тяжелой пневмонии на фоне сопутствующих хронических заболеваний: сахарный диабет второго типа, атеросклероз, гипертония. Как заявили представители официальных органов, ее окружение сейчас под наблюдением, тяжелых симптомов у них нет. По всей видимости это значит, что никто из них пока не лежит с аппаратом искусственного дыхания.




Приблизительная оценка именующихся данных говорит, что первая смерть появляются примерно через две с половиной недели (17 дней) после заражения. Никто из родственники умершей женщины ранее не прибыл в Москву из эпидемологических стран. То есть она заразилась непосредственно в Москве. Исходя из среднестатистического процента смертности равный 3, по состоянию на 2 марта в Москве было как минимум 33 носителя коронавируса. По официальным данным, по состоянию на 2 марта в Москве был выявлен только 1 случай болезни.

9 марта, в Москве, при самом благоприятном и фантастическом сценарии (никто больше не болел и не заражался), у 33 человек явно проявлялись симптомы коронавируса. Но официально коронавирус на 9 марта был зафиксирован только у 9 жителей Москвы. Учитывая попытку представителей официальной медицины списать смерть женщины на какие-то другие причины, кроме коронавируса, можно предположить, что власти Москвы заинтересованы в сокрытии информации о подлинном размере эпидемии.

Последние новости России: коронавирус поправок Конституции

Однако самым большая фальсификация по коронавирусу наблюдается сейчас в Китае, где болезнь каким-то чудом, аккурат с 1 марта вдруг фактически перестала распространяться. Мало того, имея в 2 раза больших больных чем Италия, Китай умудрился иметь аналогичное количество смертей. Одно из двух - или в этих странах разные вирусы, или разные системы подсчета. Однако выпадающая из общего ряда статистика по Уханю (за ним пристально смотрит весь мир) и по Гонконгу (где неформальные указы КПК не так сильны) совсем скоро начнет выносить объективные данные о происходящем из тайного зонтика. Как?

Это последняя ночь, когда вся семья вместе. Скорая приедет завтра утром и заберет кого-то из родителей. Сын и дочь безумно их любят. И сходят с ума, не зная, кого спасти. Скорая может забрать только одного - больницы переполнены, мест нет, эпидемия. Машина приедет в семь утра. И вот идет ночь, когда дети должны решить, кого же спасать. Теплую и ласковую Мама? Или того, который грустный и задумчивый - Папу?

Сидят, прижавшись друг к другу, брат с сестрой, и шепчут, чтобы, не дай Бог, не услышали родители. Вначале не понимая, как можно их разделить, ведь они неразделимы! Нельзя этого сделать! Нет, нельзя. А потом понимают, что никуда они не денутся. Что обязаны выбрать одного, чтобы жил он. Так кого же отправить, кого?! Маму, теплую и ласковую, у которой дети и внуки всегда были на первом месте?! Или Отца, грустного, но такого умного?! Который так много сделал для людей, он же гений, наш Папа!

Они не знают, что решить, они сходят с ума, плачут, молчат, снова говорят, а время безжалостно, оно не стоит, и стрелка, передвигаясь, отдается в сердце. Каждая секунда отдается в сердце! Хочется сломать секундную стрелку, но что это изменит! Вот так время приближается к семи.

Вдруг сын замечает прядь седых волос на виске у сестры. Раньше ее не было. Она вздрагивает. Она видит его глаза, в них отражается предрассветное небо. Он гладит ее по волосам и говорит:

— Я знаю, что мы сделаем. Она видит, что руки его дрожат. И говорит:

– Что? – его голос не слышен, только губы шевелятся.

— Мы бросим жребий. Ты напишешь имена. А я вытяну жребий. Так они и делают. Очень медленно, но понимая, что вот-вот часы пробьют семь, и появится эта машина, поляк, и надо будет расставаться… С Матерью? Или с Отцом? С кем?!

Дрожащие руки дочери… И его руку, держащую огрызок карандаша… Вот он выводит имена родителей… Кладет записки в свою грязную шляпу. Вот он встряхивает ею, словно в ней много записок, а ведь там их только две. Медленно-медленно поднимается рука дочери, чтобы опуститься внутрь шляпы и нащупать одну из записок… Эту… Нет, эту…

Нащупывает, сжимает, и не может вытащить руки. Так и замирает, не разжимая пальцев. И он не торопит ее, нет, и она не может шевельнуть рукой. Но время неумолимо, и Бог неизвестно где, потому что слышится стук в дверь. Это приехала машина. Ненавидимый ими и самый желанный, убийца и спаситель — врач скорой помощи.

И она вытаскивает записку. И разжимает руку. — Папа, — шепчет он. Он первый видит имя, потому что у нее закрыты глаза. — Папа, — повторяет она.

И они оба смотрят туда, в угол комнаты, где в температурном бреду лежат их любимые родители. И вдруг видят, как красива Мама, обнявшая Папа в забытье. Стук повторяется, сын с трудом встает и идет открывать дверь. В дверях врач. Молчит. Все понимает.

— Мы сейчас оденем его, — говорит сын. Он подходит к кровати, осторожно разнимает руки родителей, так, чтобы Мама не потревожилась, поднимает Отца на руки и начинает одевать его.

Как это так, не одеть отца, не умыть, не вложить газету в карман — это ведь мамина работа. Но она не может этого сделать, не может! Сын все делает сам. И вот, уже не приходящего в сознание Отца, грузят в машину скорой помощи. И тут только дочь понимает, что это навсегда. И не сдерживает крика, бросается к своей матери и просит ее: «Ты только прости, Мама! Ты только прости нас!» Сын шепчет врачу:

— Забирайте его! Забирайте!

Дальше все происходит без заминки. Машина без труда проходит все карантинные посты и проверки на ковид. А когда оказывается у больницы, врач открывает заднюю дверь и говорит:

— Ну, вот и приехали.

Но никто не шевелится, там тишина. Не кома ли?! Или, не дай Бог, умер? Врач поднимает одеяло.… Нет тела. Как так?! Он оглядывается, он испуган, сбит с толку, понимает, что этого быть не может. Но так есть.

Сын и дочь сидят, застывшие над лежащие Матерью. Что сказать ей, когда придет в себе? Кто – то шебуршит у дверь… И обрывается сердце дочери. И что-то переворачивается внутри сына. Потому что так может стучать только один человек, и никто другой. В двери стоит Отец. Он улыбается, их грустный Отец, и говорит:

— Я подумал, я все взвесил, я не могу без вашей Матери.